к тому же предмету второй раз, прибавил Возницыну: «А о поляке-де сам да рассудишь». Ответ Кинского был, как видим, уклончивый; он не пожелал высказаться откровенно. Польский посланник в Вене ксендз Гамалинский, за несколько дней перед тем посетив Возницына, жаловался на самое пренебрежительное отношение в Вене к полякам. На заявление его, Гамалинского, цесарцам, чтобы они короля и Речь Посполитую одних в войне не оставляли, но приобщили бы их к заключаемому миру, цесарцы дали ответ, полный упреков: «будто они, поляки, учиня союз, ничего не делали, только французские факции строили (т. е. допускали французские интриги при избрании короля) и сеймы разрывали и продолжали и вместо бусурман сами себя воевали и дрались и ныне дерутся». И если бы они, поляки, «за такими причинами» совсем пропали, то неужели и им, цесарцам, «для них пропадать же?» Поляки были особенно недовольны основанием «uti possidetis», потому что, как мы видели выше, ничего не приобрели в войне, к чему стремились: ни Каменца, ни Молдавии. Поэтому Гамалинскому и приходилось выслушивать при цесарском дворе такие укоризны: почему они во время войны у турок ничего не отбирали и не воевали и никакой себе пользы не получили? Не умея ничего приобрести себе, они не оказывали никакой помощи и союзникам, «а всяк-де из союзных что имеет и то имеет добыто своею кровью и многотрудными подвиги, а не их польской помощью и войсками». Наоборот, неудачи союзников вызывали в Польше радость: да они «вместо союзного вспоможения, когда… где бусурману удача бывает, то себе в радость, а тем (союзным) в поругание ставят и смеются». В особенности же враждебное отношение поляков к союзникам обнаружилось на последних королевских выборах, когда они намеревались избрать в короли кандидата, угодного туркам (принца де Конти), «да и нынешнее-де их польское противное союзу поведение или собирание (обирание) короля всяк видел, что кого турок желал, того они хотели за короля иметь», и только противодействие союзных держав предотвратило эту опасность. Передавая Возницыну эти укоризны австрийцев, Гамалинский говорил ему, что «тот цесарских министров ответ зело ему не полезен»[1239].

Но, высказывая горькие упреки поляку, граф Кинский не пожелал быть столь же откровенным относительно польских дел с Возницыным и в разговоре с ним осторожно обходил этот вопрос. Переговорив затем об аудиенции у цесаря, которой Возницын просил для представления ему своей новой верительной грамоты, о взаимной пересылке с Кинским по делам через надежных секретарей и переводчиков, о новом помещении для русского посольства в Вене вместо загородного двора, хозяин которого граф Кёнигсек торопил посольство с выездом, Возницын заканчивал свою беседу с канцлером обычным для русского посла XVII в. припевом о некоторых нарушениях церемониала, умалявших его честь: к нему не было назначено от венского двора особого пристава, как полагалось бы, а сопровождал его на конференцию с министрами только цесарский переводчик Адам Стилла, и в письменном ответе, данном ему после конференции, его не именовали даже «великим» послом. Канцлер на первое ответил, что и прежде сего тот же Стилла бывал «в таких же оказиях», о чем свидетельствуют бумаги канцелярии, а на реплику посла, что можно бы «старые обыкности бездельные отставить» и избрать лучшее, канцлер заметил, что они о том посоветуются и «посмотря древних записок», изберут лучшее. Что же до титула посла, неназывания его «великим», то Кинский сказал, что на латинском языке слова «великий посол» передаются одним словом. «И был, — продолжает „Статейный список“, — с переводчиком у них с Петром Вульфом спор; переводчик говорил, что пишут „магнус облегатис“, т. е. „великой посол“, а Кинский говорил, выводя: „одним словом бывает“». Возницын прекратил спор, соглашаясь, чтобы его титул писали, как пишут титулы других послов: «И великой посол пресек ему речь, говорил, что о сем вельми не спорит и сгожается с ним и да будет то слово по его воле и как пишет иных великих послов имена, так и его да будет писано впредь», и затем просил Кинского извинить за то, что занял у него продолжительное время: «чтоб он не погневался, что его так долго забавил», на что тот сказал, что «вельми ему он рад и приезд его почитает себе в любовь». В заключение канцлер спросил посла, имеет ли он известия о царском величестве, где он обретается. Возницын ответил, что не знает, известий из Польши еще не имел, и просил Кинского, если он что о том знает, сообщить «по своему приятству, а он его, господина, почитает себе за доброго благодетеля и яко отца». На этот комплимент канцлер вставши ответил поклоном и выражением благодарности и сообщил, что из Польши получены известия, что король отправился из Варшавы навстречу царю, но состоялось ли уже между ними свидание, о том пока неизвестно, а какие известия будут, сообщит. Поднявшись и прощаясь, Возницын почему-то счел нужным предупредить канцлера, что намеревается сделать ответный визит польскому посланнику ксендзу Гамалинскому и чтобы цесарские министры «в том бы на него… не имели за зле; а поляки-де Москвы не обманут и как они поступают, о том всему свету явно». Канцлер успокоил его словами, «что они в том никакого подозрения не имеют, кто б кому ни ездил, и польские-де поступки и посылки, и походы они знают же»[1240].

Во многом тождественны с указанными выше были предметы разговора посла с подканцлером Кауницем также в приватной беседе, имевшей место на следующий день, 10 августа. Сверх этих предметов Возницын заявил, что царь относительно своих дел на конгрессе больше возлагает надежд на дружбу цесаря, чем на деятельность его, посла, и просил об оказании себе всякой поддержки при предстоящих переговорах с турками. В дальнейшем разговоре посол выразил тревогу по поводу слуха о заключенном будто бы цесарцами перемирии с турками, на что Кауниц, успокаивая его, ответил, что желание такое с турецкой стороны действительно было, но что в том им отказано, и, очевидно, послу сообщена была неправда. На просьбы Возницына о подводах для поездки на конгресс и о «наметах» (шатрах) для тамошнего пребывания Кауниц ответил, что это дело не его, а Кинского, но что конгресс будет в городе Петервардейне, так что наметы не понадобятся. Не понадобятся и лошади, так как путешествие в Петервардейн будет совершаться водой[1241].

LI. Аудиенция у цесаря

На будущем конгрессе Возницыну хотелось иметь помощником доктора П. В. Посникова, знавшего греческий, латинский, французский и итальянский языки и потому необходимого для предстоящих переговоров. Посников жил тогда в Венеции, где ему поручено было устроить