Рыба объяснил. Смедз рассказал о собственных приключениях.

– Значит, ничего не остается, как мотать отсюда, – решил Рыба. – Давай заберем денежки. Пока идет потеха, может, выберемся через одну из брешей. Все дерутся за клин – будем надеяться, что им не до нас.

Они измазали в грязи синие сумки, прихватили мешок Смедза и направились к пролому. Весло превратилось в город-призрак, все живое спряталось за дверьми и ставнями, моля богов о спасении от ужасов, свирепствующих за крепостной стеной, и холеры, свирепствующей на улицах.

То и дело доносился стон очередной жертвы холеры, и Смедзу почему-то думалось об отчаявшихся призраках, а не о живых страдальцах.

Мы не добились от Изгоя ответа, где спрятан клин. Но и не похоже было, что этот колдун пытается извлечь для себя выгоду. Скорее всего, он хотел участвовать в драме до самого конца, играя не последнюю роль.

Вряд ли можно его за это винить. Я видел клин, когда тот был всего лишь большим гвоздем. Любопытно было бы посмотреть, насколько он изменился.

Изгой повел нас к северным воротам, взобрался на стену и стал расхаживать взад-вперед. Мы не отставали ни на шаг. Снаружи дружественные войска двинулись в северном направлении.

Изгой вдруг оживился, велел бригадиру Уайлдбранд перекрыть подступы к воротам со стороны города, а снаружи никого не впускать. У нас и так достаточно проблем с чертовым куском металла. Еще Изгой распорядился привести каменщиков и доставить тяжелые подъемные механизмы.

Подумать только, проклятый клин все это время прятался в стене. Стоит ли удивляться, что никто его не обнаружил?

Уайлдбранд разослала гонцов. Подошли «Ночные хищники». Я смотрел во все глаза. Был бы еще сильнее заинтригован, если бы небо не кишело монстрами.

На поиски рабочих и техники ушло два часа, еще час понадобился, чтобы все подготовить к разбору стены по камешкам. Столько времени провести в крайнем напряжении, конечно же, никому не под силу.

Мы расслабились. Боманц поинтересовался у Изгоя:

– Ты позаботился о топливе для костра? Засунуть Хромого в котел – идея хорошая, но его надо варить под давлением несколько дней. А огонь, похоже, слабеет.

Изгой посмотрел на юг. Боманц был прав. Изгой нахмурился, что-то пробормотал, сердито обратился к Уайлдбранд. И вот я уже наблюдаю, как мои друзья по ополчению бегут к котлу с охапками дров. Но толку от их возни немного.

Когда подготовка к выемке клина была закончена и подступы к тайнику надежно перекрыты и со стороны города, и извне, Изгой спросил у Душечки, не пора ли извлечь его на свет. Она распорядилась приступать.

Опять всех охватило волнение, но уже другого рода – словно у нас начисто иссякло терпение, и если бы кто-нибудь допустил непростительную ошибку, мы бы с радостью отвели на нем душу.

Загремели кувалды, кирки и ломы. Через десять минут из кладки вышел первый камень.

Уже на склоне дня рабочие добрались до слоя раствора, в котором лежал серебряный клин. Мигом враждебные и союзнические отношения были забыты, все столпились и уставились на обнажившуюся черную половину. Душечка приказала Молчуну вынуть его.

Он позаимствовал у каменщика молоток, надел тяжелые кожаные перчатки, взял кожаный мешок с подбивкой и чью-то старую рубашку, чтобы обернуть ею клин. Молчун не собирался играть в поддавки с проклятой штуковиной.

Душечка приготовила деревянный ларец. Молчун возился долго, и я отвлекся, чтобы поглазеть на огромный котел, поэтому упустил момент, когда возле меня поднялась суматоха.

Но зато от моего внимания не ускользнула суматоха у костра. Люди, подносившие дрова, вдруг кинулись врассыпную, как стайка мальков при появлении голодной хищной рыбины.

С котла слетела крышка. Из кусков тварей, во множестве угодивших в посудину, там слепилось одно чудовище, ощетиненное конечностями, которые торчали под самыми нелепыми углами. Оно перевалилось через край котла и шлепнулось в огонь.

За моей спиной кто-то заорал. Я резко повернулся. Худосочный «Ночной хищник» сшиб со стены бригадира Уайлдбранд. Второй такой же всадил в Изгоя нож. Первый уже несся на Боманца.

Осенняя Паутинка и Паучья Шелковинка!

Взмахнув руками, Боманц опрокинулся назад и вниз головой полетел в наметенный под стеной сугроб.

Одна лишь Душечка сохранила ясный рассудок. Выпустив из рук знамя Белой Розы, она выхватила меч, от души рубанула сбросившую Боманца ведьму и отправила ее вслед за колдуном.

Завизжала та, что ударила Изгоя. Кого другого этот визг запросто мог прикончить, мы же все только попадали.

Ведьма спрыгнула со стены – и давай рубить и резать Молчуна. Схватила клин, вскарабкалась назад, подняла над головой добычу и торжествующе завыла.

Будто из ниоткуда появился Ворон, ударил ее ножом в грудь и со второй попытки выбил клин из руки. Штуковина улетела за стену, в снег. Ворон и ведьма – уж не знаю, кто это был из сестер, – свалились туда же через секунду. Мой приятель решетил ей грудь, а она пыталась его задушить.

Между тем за крепостной стеной тварь из котла ковыляла, тащилась, ползла, будто не замечая сопротивления существ с равнины.

– Пора, – сказал Рыба Смедзу.

Они покинули укрытие и направились к ближайшему пролому с такой целеустремленностью, будто шли выполнять порученную богами миссию. Жителям с дикими от паники глазами было не до них. Взобравшись по груде обломков, Смедз и Рыба спрыгнули наружу и направились на юг.

На каждом шагу Смедз ждал беды. И лишь когда Весло скрылось за низким холмом, от сердца отлегло.

– Да будь я проклят! Справились! Видят боги, мы выбрались!

– Все еще может пойти прахом в любой момент, – предостерег Рыба. А потом ухмыльнулся. – Но еще ни разу в последние месяцы будущее не выглядело таким светлым.

Ворон кувырком летел со стены вместе с вопящей колдуньей, и взгляд выхватывал то несущуюся навстречу землю, то возмущенно ревущего кита, чья попытка схватить вылезшую из котла тварь позорно провалилась.

Ворон грянулся оземь. И ощутил, как его лезвие достигло хребта ведьмы, прошло между позвонками.

Его правая нога угодила под женщину и сломалась. Оба взвыли, ударившись головами и разбив друг другу лицо.

Все же Ворону повезло больше: он остался в сознании, даже сохранил каплю воли. Этого хватило, чтобы отползти на несколько футов и прикинуть, насколько серьезно пострадала нога. На сложный перелом не похоже – больно, но терпимо.

Кругом лежали бездыханные тела. Только Боманц вроде шевелился.

Ворон навалил на ногу снега, утрамбовал. Немножко полегчало. Наверху кричали люди. Ворон увидел там Ящика – тот прыгал, махал руками. Ворон поглядел туда, куда показывал Ящик.