не нанести, похоже на порез саблей, но если так, то куда делась эта сабля?

Не в воздухе же растворилась?

Или это был мастер метания ножей — воспользовался моментом, когда Шан Синсин приоткрыл занавеску, и метнул нож, перерезав ему горло, а само оружие пронзило занавеску и вылетело с другой стороны, потому и исчезло?

Но пусть кто-то метнул нож, который вылетел с другой стороны паланкина, разве он мог бесследно исчезнуть на оживлённой торговой улице?

Фан Добину вдруг пришло в голову: а если это был невидимый клинок?

Невидимый клинок, не оставляющий следов? Да разве такие бывают? Он покосился на Ли Ляньхуа — тот с порядочным видом неподвижно стоял у паланкинов Чжао Чи и Лю Кэхэ и дружелюбно смотрел на чиновников.

Фан Добин кашлянул.

— Ты же опасный преступник, как сбежал из тюрьмы Приказа великой справедливости?

Чжао Чи с Лю Кэхэ в изумлении уставились на Ли Ляньхуа. О том, что Бу Чэнхай задержал заклинателя Люи, знали многие, как же этот человек очутился тут?

— Я совершенствуюсь много лет, отточил своё мастерство заклинаний до небывалых высот. Всего лишь искусство раздвоения… — Ли Ляньхуа с серьёзным видом посмотрел на чиновников. — Не стоит и упоминания. — Он указал на тело Шан Синсина. — Господина Шана убили режущим оружием прямо на улице. Что же он сотворил, какого врага нажил, что кто-то расправился с ним в этом месте?

Чжао Чи и Лю Кэхэ покачали головами. Один сказал, что не виделся с Шан Синсином больше десяти лет, уже не близок с ним и не знает о его личных делах. Другой ответил, что до того, как их поселили во дворец Великой добродетели, вовсе не был знаком с Шан Синсином, и уж конечно, не ведает о его врагах.

Ли Ляньхуа внимательно осмотрел тело покойного.

— Скоро прибудет господин Бу, никуда не уходите. Господин Бу ясно разглядит даже осеннюю шерстинку и точно сумеет отыскать убийцу господина Шана.

— Вы-вы-вы… Вы… — дрожа, указал на него Чжао Чи.

— Господин Чжао, — поклонился ему Ли Ляньхуа.

— Вы-вы… Разве не вас… подозревают в убийстве господина Ли… — дрожащим голосом проговорил Чжао Чи. — Как вы здесь оказались? Неужели… Неужели и господина Шана… убили вы?

Ли Ляньхуа замер.

— Вы… — Лю Кэхэ попятился. — Вы сильный заклинатель, если и правда владеете искусством раздвоения, то убить господина Шана, не оставив следов… для вас возможно.

— А? — растерялся Ли Ляньхуа.

Чжао Чи от страха осел на землю.

— Вы-вы-вы… Вы наверняка воспользовались чёрным колдовством, чтобы убить господина Ли и господина Шана, может, вы и вовсе дух тигра в человеческом обличье, а дедушка Ван раскрыл ваше истинное лицо, потому вы его и загрызли во дворце Великой добродетели!

— Это… — Ли Ляньхуа как раз раздумывал, как бы объяснить, что хоть и в совершенстве владеет заклинаниями, но никакой не дух тигра в человеческом обличье, и не убивал ни господина Ли, ни господина Шана, но тут услышал приближающийся топот. Множество человек стремительно приближалось к ним — это мастера из императорского дворца выслеживали беглого преступника.

Фан Добин понял, что дело принимает скверный оборот, и Лю Кэхэ с Чжао Чи явно уверились в виновности Ли Ляньхуа, а с другой стороны, и глазом не успеешь моргнуть, подоспеет стража, если бежать не сейчас, то когда? Он не медля схватил друга за руку и бешено рванулся той же дорогой, которой пришёл.

— А… — Ли Ляньхуа был всё ещё в своих мыслях, как Фан Добин схватил его и потащил на восток. Тот, худой как хворостина, весил всего около сотни цзиней, и, естественно, цингуном владел так, словно был проворнее порхающей ласточки, легче лебяжьего пуха — мало кто в цзянху сумел бы его обогнать. Он помчался по улице — только дома по обе стороны замелькали. Когда крики остались далеко позади, Фан Добин вдруг опомнился и уставился на друга.

— Как ты за мной успеваешь?

— Моё боевое мастерство всегда было высоким… — благовоспитанно улыбнулся Ли Ляньхуа.

— Если твоё, приятель, боевое мастерство такое высокое, то я — первый в Поднебесной, что ли? — насмешливо фыркнул Фан Добин.

Друзья пролетели по столице подобно ежемесячному урагану, добежали до невысокой горы, где их не смогли бы быстро отыскать дворцовые стражники, и лишь тогда остановились.

Фан Добин сунул руку за пазуху, извлёк только что подобранную окровавленную записку и развернул на ладони.

— Ляньхуа, в смерти Шан Синсина точно кроется какая-то тайна. Он уже виделся с императором и всё рассказал, почему же его убили?

Ли Ляньхуа внимательно рассмотрел записку.

— Это лишь означает, что пусть он и рассказал, но император не понял, иными словами, хоть он и знал главное, но сам не понимал этого, и лишь убив его, преступник мог быть спокоен.

Фан Добин запрыгнул на большое дерево и уселся на ветку, прислонившись спиной к стволу.

— Отец сказал, император и правда беседовал с Чжао Чи и остальными о Пагоде блаженства. По словам Чжао Чи, тогда дедушка Ван бросил их в колодец, но только Лу Фан исчез на дне, и куда он подевался, они так и не узнали.

— Лу Фан исчез на дне колодца? — удивился Ли Ляньхуа. — Но там ведь вода, куда он мог пропасть?

— Пропал на дне колодца, и ладно, — пожал плечами Фан Добин. — Отец сказал, на самом деле Пагоду блаженства тогда достроили, но одной ненастной ночью она вдруг исчезла… Целая пагода растворилась в воздухе, что такого в том, что человек пропал в колодце? Может, там была какая-то дыра, если он не умел плавать и опустился на дно, то конечно, исчез.

— Верно говоришь… — радостно подхватил Ли Ляньхуа. — Если под пагодой тоже была дыра, а она провалилась туда и исчезла…

— Я с тобой серьёзно говорю, вот зачем ты такой вздор выдумываешь? — замерев на миг, разозлился Фан Добин. — Теперь и Шан Синсин мёртв, кто знает, может, следующим будет Лю Кэхэ или Чжао Чи, а ведь это две человеческие жизни! Ты вычислил, кто преступник или нет?

— Ну… солнце ещё высоко, думаю, ни тысячелетний лис-оборотень, ни Белый тигр-повелитель не вылезут, дворцовая стража поблизости, а значит, и господин Бу тоже скоро прибудет. Ни господину Лю, ни господину Чжао пока что ничего серьёзного не угрожает.

— Так кто убийца? — уставился на него Фан Добин.

Ли Ляньхуа утратил дар речи и надолго умолк.

— В последнее время я плохо соображаю…

— Да ты притворяешься, — ещё более сердитый, обиделся Фан Добин. — Дождёшься, пока и Лю Кэхэ с Чжао Чи умрут, всё равно ведь в цзянху каждый день погибают люди, что там