– Надеюсь, вас не шокирует моя откровенность? Но все это –чистая правда. Ведь вы же рано или поздно вытащите на свет божий все грязноебелье семейства Ли. Стало быть, я могу первым выставить здесь на обозрение своенутро. Я особенно отчаиваюсь по поводу смерти отца. В конце концов, я его невидел с тех пор, когда был совсем пареньком. Как бы то ни было, он был моим отцом,а сейчас он убит. Мой долг – позаботиться о том, чтобы его смерть былаотомщена.

Он погладил себя по щеке:

– Мы семья, членам которой свойственна мстительность. Ниодин из семейства Ли ничего легко не забывает. Я хочу быть уверенным, чтоубийца моего отца будет пойман и повешен!

– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал Сагден.

– Если бы вы не занимались этим в силу своего долга, мнепришлось бы взять дело расплаты в свои руки, – резко ответил Гарри Ли.

– Вы кого-нибудь подозреваете, мистер Ли? – быстро спросилполковник Джонсон.

Гарри покачал головой.

– Нет, – ответил он медленно, – нет, подозрений у меня нет.Знаете, это было для меня ударом. Я долго размышлял – мне кажется, речь неможет идти о преступнике со стороны...

– Ага, – кивнул тут Сагден.

– ... И если я не ошибаюсь, то убил его один из нынешнихобитателей этого дома. Но кто, черт возьми?! Кто-то из слуг? Явно нет!Трессильян здесь с незапамятных времен. Слуга-полуидиот? Едва ли. Хорбюри? Этохладнокровный тип, но Трессильян сказал мне, что он отправился в кино. И кто унас останется тогда? Если исключить Стивена Фарра, а зачем, собственно, Фарруприезжать из Южной Африки, чтобы убить кого-то совершенно чужого и незнакомогоему? – так вот, если исключить Стивена Фарра, тогда остаются только члены нашейсемьи, и в таком разе я ни за что на свете не могу себе представить, кто мог быэто сделать! Альфред? Он боготворил нашего отца. Джордж? Чересчур труслив дляэтого. Дейвид? Нет,

Дейвид с самого детства был мечтателем. Он упадет в обморок,если порежет себе палец до крови. А женщины? Ни одна из них не пошла быперерезать старику глотку. Кто же это сделал? Будь я проклят, если я знаю.

Полковник Джонсон откашлялся – это была своего родапрофессиональная привычка – и задал свой традиционный вопрос:

– Когда вы видели своего отца в последний раз? – После чая.Он тогда как раз спорил с Альфредом относительно вашего преданного слуги. Устарика была какая-то нездоровая тяга к скандалам. Он страшно любил злитьокружающих. Мне кажется, что он только поэтому держал в секрете от остальныхмой приезд. Он хотел посмотреть, как вытянутся их лица, когда я вдруг объявлюсьздесь. И только поэтому же он завел разговор о том, что собирается изменитьзавещание.

Пуаро поднял голову и проговорил:

– Ваш отец, значит, упоминал о своем завещании?

– Да. В присутствии нас всех. И при этом наблюдал за нами,прямо как кошка, которая подкарауливает мышь, чтобы увидеть реакцию. Онпозвонил своему адвокату и попросил его приехать после Рождества по этому делу.

– И какие же изменения он собирался внести? Гарри Лиусмехнулся:

– Этого он нам не сказал, старый лис. Я предполагаю, илилучше скажем так – я надеюсь, что он хотел изменить его в пользу вашегопокорного слуги. Я думаю, что был вычеркнут из всех ранее существовавшихзавещаний, а сейчас он собирался снова включить меня туда Чертовски скверно длявсех остальных! И Пилар, которую он очень полюбил, наверняка должна была тожечто-то получить. Вы уже ее видели? Моя испанская племянница, очаровательноесоздание, со свойственными ей теплотой великолепного юга и всей его жестокостью.Я хотел бы быть ей не просто дядей!

– Ваш отец полюбил ее? Гарри кивнул:

– Она знала, как обращаться со стариком. Часто просиживаларядышком с ним. Держу пари, она знала, чего этим добивается' Ну, теперь онмертв. И никакое завещание уже нельзя будет изменить в пользу Пилар, и в моютоже, к несчастью!

Он секунду подумал о чем-то, а затем продолжил изменившимсяголосом:

– Но я отвлекся от темы. Вы спрашивали меня, когда я виделотца в последний раз. Я сказал, что после чая, в самом начале седьмого. Старикбыл очень довольным, хотя и слегка усталым. Я скоро ушел и оставил его наединес Хорбюри И после этого я его больше не видел.

– Где вы были, когда произошло убийство?

– В столовой, с братом Альфредом, у нас как раз в самомразгаре был довольно острый разговор, когда мы услышали шум наверху. Он былтаким, как будто там боролась по крайней мере дюжина здоровых мужчин, а потомзакричал бедный старый отец. Визг был такой, словно режут свинью. От этогокрика Альфреда, кажется, парализовало. Он так и остался сидеть как прикованный.Я потормошил его, чтобы он пришел в себя, и побежал с ним вверх по лестнице.Дверь в комнату отца была заперта, нам пришлось ее взламывать. Довольнонелегкое занятие. Как, черт подери, эта дверь вообще оказалась закрытой? Вкомнате никого не было, кроме отца, и я готов съесть свою шляпу на спор, есликому-то удалось уйти через окно!

– Дверь закрыли снаружи, – сказал Сагден.

– Что?

Гарри уставился на него.

– Я могу поклясться, что ключ торчал в двери.

– Значит, вы заметили это, – пробормотал Пуаро Гарри Ли свызовом посмотрел на него.

– Да, я кое-что замечаю. Так уж я привык! – Затем он перевелвзгляд на полицейских. – Вы еще хотите о чем-то спросить меня, господа?

Джонсон покачал головой:

– Спасибо, мистер Ли, в данный момент – нет Пригласите,пожалуйста, следующего члена семьи.

– Конечно.

Гарри покинул комнату, не оборачиваясь.

– Какого вы мнения о нем? – спросил Джонсон своегоподчиненного.

Инспектор только пожал плечами.

– Он чего-то боится. Я спрашиваю себя, чего?

***

Магдалена Ли эффектно задержалась на пороге, чтобы провеститонкой длинной рукой по платиновым волосам. Платье из зеленого бархата облегалоее, еще более подчеркивая стройную фигуру. Она была очень молода и выгляделанемного испуганной.

Трое мужчин долго не могли оторвать от нее своих взглядов.Глаза Джонсона, который был просто потрясен, выражали восхищение, тогда как вглазах Сагдена преобладало желание побыстрее продолжить работу. Что же касаетсяЭркюля Пуаро, то его лицо так и светилось, выражая признание достоинств. ЭтоМагдалена тотчас же заметила. Но признание это относилось не столько к еекрасоте, сколько к умению искусно воздействовать ею, которое она ипродемонстрировала.