пару шагов, как лицо старика вновь расцвело улыбкой, и он протяжно сказал:

— Ну и ну, видимо Юния решила побаловать меня приятными встречами.

Эмилия проследила за взглядом епископа и увидела Лекса. Он стоял, сложив руки за спиной, и зачарованно рассматривал какую-то картину.

— Похоже, ты скучал по «Двоемирию» больше, чем по мне, — весело окликнул Лекса Дориен.

«Двоемирие». Эмилия помнила эту знаменитую картину, состоящую, как бы из трех слоев. В верхней части, в минималистическом стиле, было нарисовано большое красное солнце на фоне голубого неба. Центральная часть показывала мир людей, отражала человеческий быт, здесь было огромное количество деталей: люди праздновали, сражались, сеяли зерно и, даже занимались любовью. Нижняя часть картины символически изображала мир демонов. Чудовища, ломая друг другу конечности, вгрызаясь зубами, ползли наверх. Те, что были у самой границы мира людей, отчаянно тянули руки, чтобы пробиться сквозь почву в Илион. У Эмилии картина вызывала двоякие чувства. В детстве она казалась ей жуткой, но в то же время, притягательной.

— Конечно, с чего бы мне скучать по нравоучениям вечно ворчащего старика, — на ходу говорил алхимик. Он пытался оставаться серьезным, но сдерживаемая улыбка, все-таки выдавала его настроение.

Эмилия даже не обратила внимания на дерзкий ответ Лекса, в глаза бросился, в первую очередь, его удручающий внешний вид. Казалось бы, горячая ванна, вкусная еда и здоровый сон в человеческих условиях должны были привести его в порядок и смыть то изнеможение, которое девушка отметила еще вчера за ужином. Но алхимик выглядел хуже: глаза припухшие, измученные, как при бессоннице, кожа серовато-белая, щеки впалые. Эмилия гадала, что же является причиной такого состояния. Может, правда — болезнь?

— О-ох и не стыдно, я же все-таки архиепископ, если ты не забыл, — Дориен по-отечески обнял Лекса.

— Как же я рад тебя видеть!

— И я, мальчик мой, и я. Рион отправил мне утром письмо, где сообщалось о твоем приезде, но в такой форме, что я подумал: балбес опять подшучивает над стариком.

Эмилия еще не успела отойти от ошеломления, вызванного давним знакомством Риона и Лекса. Так оказалось, алхимик еще и близко знаком с архиепископом. Поистине — чудеса! Нужно обязательно его обо всем расспросить.

— Плохо выглядишь, запозднился, ну ничего… — продолжал, тем временем Дориен, пристально разглядывая Лекса.

Алхимик посмотрел на Эмилию и, кивая, чуть подмигнул, в знак приветствия. Девушка кивнула в ответ и, воспользовавшись тем, что на нее обратили внимание, быстро проговорила:

— Что ж, я пойду. Рада была тебя повидать, дедушка.

— Я тоже был рад, душа моя, обязательно зайди ко мне еще.

Эмилия кивнула и направилась к выходу. Пора было узнать, как обстоят дела в Патале.

Глава 8

Торн уже несколько часов лежал в своем номере, маленькой гостиницы промышленного района Баруды, и тупо смотрел в потолок, анализируя события прошедших дней.

Глупо было надеяться, легко избавиться от ментора, но Лагол никак не ожидал, что Вереск найдет его так быстро. И так не вовремя! Цель была в руках, оставался последний штрих. Проклятье! От досады, Лагол уже который раз стиснул зубы. Да, девчонку он убил, но это только половина задания. Профессионалы так не поступают. Хотя, какой, к черту, профессионал, просто загнанный зверь. Вряд ли теперь Орден будет усложнять все судом, скорее всего уже выдано задание на устранение. Торну невероятно повезло, ему удалось дважды ускользнуть, но удача не будет на его стороне всегда. Темные и светлые полосы…

Прошло уже три дня с той ночи, когда Торн чудом остался жив. И удивительно тут не только то, что ему удалось сбить со следа ментора. Как выяснилось позже, округа кишела одержимыми — чудовищами, порождёнными Нижним миром, однако и они не обнаружили изнеможённого сумеречного.

Повезло так же — не свалиться с воспалением. Утром Торн проснулся в своей берлоге мокрый, весь облепленный грязью. Пришлось мыться и стирать одежду в холодной воде той самой реки, которая принесла его к этому месту. Голодный и замерзший, Лагол кое-как привел себя в порядок и отправился в Баруду. Нужно было экипироваться и набраться сил.

Добравшись до города, Торн, первым делом подал, оговоренным способом, весточку нанимателю, снял номер и стал ждать. Сложно сказать, зачем он это сделал, задание провалено и говорить тут не о чем, тем более, того и гляди, могущественный наниматель и сам может принять решение убрать незадачливого сумеречного, заметая следы и, прекрасно понимая, что Орден за Лаголом уже не стоит. Но, как известно, надежда живет до последнего вздоха.

Ожидание длилось недолго. Уже на следующий день к нему явился человек. Общался гораздо развязнее и наглее, чем первый, тот, что передал задание неделю назад, но держался на грани, за которой Лагол прикончил бы его прямо в номере. Торн принимал эти изменения, он облажался и авторитет его поставлен под сомнение. Предстоит большая работа, чтобы восстановить его, если, конечно, представится шанс.

Встреча, впрочем, была короткая. Посыльный ничего не говорил о проваленном задании. Передал только, что через четыре дня Лагол должен быть в Патале. Подробно и сухо рассказал о явке и некоторых условностях, затем, не прощаясь, и, не ожидая от сумеречного ответа, вышел из комнаты.

И вот Торн уже часа два думал о том, что ему делать. Эмоции — не союзник для сумеречных, специальными медитативными практиками, муштрой и воспитанием, а также легкими наркотиками, молодых адептов избавляют от них. Не полностью, конечно, но эмоции сильно притупляются. На некоторых учеников эта практика действовала плохо. Торн как раз был из таких, вдобавок он еще не прошел полный курс посвящения, поэтому эмоции кипели в нем, мешая принять решение. В основном — страх, тревога и злость.

С одной стороны, люди, которые его наняли, не прощают ошибок и второго шанса не дают, слишком высоки ставки в их играх. С другой — зачем предлагать ему новую явку, избавиться от него можно, не придумывая таких сложных схем, тем более сейчас. И все-таки ловушку исключать нельзя.

— Допрыгался, — в потолок сказал Торн, затем с силой протер лицо, встал и начал собираться. Короткий, в локоть клинок — за поясницу, набор метательных ножей — в специальную сумку,