Лепёшки кончились быстро, чая в чайнике не осталось, и сыщик смирился с необходимостью идти во двор и заниматься какой-то ерундой, вместо того, чтобы продолжать расследование. В молчании они прикрепили венок к макушке шеста и установили всю конструкцию в глубокое узкое отверстие, которое Суржиков успел просверлить, пока ждал. Потом Влад притащил откуда-то ведро, наполненное камнями, и старательно обложил ими основание шеста.

— А это ещё откуда? — не выдержал Алекс.

— Из подвала, — поднял на него чистый взор помощник. — Аркадий выдал.

— Тьма знает что, — пробормотал Верещагин. — Вроде был дом мой, а теперь все живут по каким-то странным правилам…

Он и сам не знал, почему его так сильно задевает отношение домового к жильцам. Ревность? Да ну, бросьте, что за ерунда, ревновать домового… Но в глубине души он знал, что да, это существо ростом ему по колено с дурацкой бородой, заплетённой в косу, стало ему почти родным.

Помотав головой, чтобы вытрясти из неё злые мысли, Верещагин повернулся к помощнику:

— Спасибо! Будем надеяться, Софья и в самом деле будет довольна. А теперь пойдём и немного поработаем…

В кабинете на столе их уже ждал чай и ваза с печеньем какой-то странной формы.

— Жаворонки, — пояснил Суржиков. — Видишь, в форме птички, и глаза из изюма. Полагается печь на Бельтайн.

Алекс пожал плечами:

— Ну, не принято это было у меня в семье. Теперь буду знать! — и с хрустом откусил кусок печенья. — Итак, план такой: сейчас я попробую связаться с одной дамой, и в зависимости от её согласия с нами встретиться будем действовать. Мне нужно ещё познакомить тебя с соседними участками городской стражи, а, раз уж сегодня праздник, будет и повод наведаться.

— Так в праздник там, небось, никого, кроме дежурных и нету?

— Наоборот, — рассеянно покачал головой Алекс, роясь в столе в поисках записной книжки. — Повышенная готовность. Ага, вот она!

Он глубоко вздохнул, вытащил коммуникатор и набрал номер. Долго экран оставался пустым, только какая-то лёгкая музычка играла. Наконец она прекратилась, и появилось лицо…

Суржиков мысленно присвистнул и отодвинулся подальше, так, чтобы дама, глядящая с экрана коммуникатора, его не заметила.

— Ваше сиятельство, с праздником! — с почтением сказал Алекс.

— Боги светлые и тёмные! Неужели сам господин Верещагин! — голос у дамы оказался приятным, а смех мелодичным. — И вас со светлым Бельтайном.

— Агнесса Генриховна, не уделите ли несколько минут для встречи? — с ходу прыгнул в прорубь детектив. — Очень надо!

— Это связано с тем делом, которое вам поручила моя подруга? — княгиня слегка прищурилась.

— Да.

— Хорошо… Тогда… через час сможете быть у меня? Адрес помните?

— Да, ваше сиятельство, — почтительно ответил Верещагин.

Экран погас, и он выдохнул.

— Это кто?

— Княгиня Фейн. Личный маг её величества.

— У-у-у! С ней даже разговаривать страшно… А откуда ты её знаешь? Неужели работал?

— Да, было одно дело… Извини, не стану рассказывать. Собирайся! Ботинки почисти, усы расчеши и это… помалкивай в разговоре, ладно? Без цитат.

— «Заносчивость — непрочный матерьял. Она, как стираная ткань, садится!», — процитировал Суржиков, возводя глаза к небу. — Всё понял, Шекспир и Лопе де Вега замолчали, а ваш покорный слуга отправляется полировать ботинки.

Экипаж вёз их по Садовому кольцу, сегодня как никогда оправдывающему своё название. Белые облака цветущих вишен разделяли встречные экипажи, да и было их немного: все, кто праздновал Бельтайн, отправились за город, остальные же просто наслаждались первым майским днём и отличной погодой.

Наконец экипаж развернулся под мостом и остановился у величественных ворот особняка на Земляном Валу, когда-то построенного Доменико Жилярди для чаеторговцев Усачёвых. Последние сто с небольшим лет особняк этот занимала семья князя Рихарда Фейна, личного помощника государя, одного из сильнейших магов Царства Русь.

Бронзовые львы возле входа в главное здание, казалось, весело ухмылялись. Впрочем, что бы им оставалось делать: на спине одного из них сидела девочка лет трёх, изо всех сил вцепившаяся в пышную гриву, на второго пытался вскарабкаться примерно тех же лет мальчик. Женщина средних лет в строгом сером платье осторожно помогала ему, горничная в фартуке и с кружевной наколкой в волосах страховала девочку. Стоявший на верхней ступени величественный дворецкий довершал композицию.

На вопросительный взгляд дворецкого Алекс сказал:

— Алексей Верещагин, к её сиятельству. Это мой помощник.

— Вас ждут. Пётр, проводи!

Высокий молодой человек в ливрее показал рукой куда-то вглубь территории усадьбы, пояснив:

— Её сиятельство примет вас в парке, вот сюда, прошу.

Парк спускался к реке несколькими аллеями, сходящимися к ротонде. Там виднелась женская фигура с какими-то бумагами в руках, расположившаяся на скамье. Возле неё, слегка склонившись, стоял мужчина. Когда наши герои подошли ближе, он как раз произнёс:

— Воля ваша, Агнесса Генриховна, только я бы плющ со стены убрал. Не тот у нас климат, чтобы столь влаголюбивое растение располагать возле фундамента.

— Хорошо, — женщина отложила лист бумаги и повернулась к вновь пришедшим. — Давайте закончим этот разговор позднее, Александр Николаевич, я подумаю. Господин Верещагин, рада видеть!

Жестом она предложила визитёрам сесть на скамейку напротив, потом, слегка прищурившись, посмотрела на Суржикова:

— Вы ведь недавно занялись деятельностью в этой… сфере?

— Да, ваше сиятельство, — поклонился он. — Я пока что абсолютный неофит.

— Но я уверена, что видела вас раньше. Вот только где?

Задумавшись, княгиня рассматривала гостя. Резкие черты её лица смягчились, тёмно-карие, почти чёрные глаза чуть расфокусировались…

— А! — она хлопнула ладонью по столу. — Вспомнила! Вы ведь играли Полония у Тихонова, в театре драмы? Лет десять назад была у него эта премьера…

— Играл, ваше сиятельство, — сознался Суржиков.

— Блестящая была постановка, и актёрский состав выше всех похвал! Могу я попросить вас, прочтите несколько фраз из той вашей роли?

Влад смущённо посмотрел на своего шефа, тот лишь развёл руками. Тогда актёр опустил голову, вздохнул, а когда через пару мгновений вновь посмотрел на княгиню Фейн, она даже вздрогнула: это был уже не тот проситель, что пришёл в её дом. Напротив неё сидел умелый царедворец, политик, воин…

Негромко он начал:

— «Держи подальше мысль от языка, А необдуманную мысль — от действий. Будь прост с другими, но отнюдь не пошл. Своих друзей, их выбор испытав, Прикуй к душе стальными обручами…»