— Это правильно. Потому что я знаю, где твоя баба живёт. Знаю, где она учится и сколько человек её охраняет. Я всё про тебя знаю. И где родаки твои обитают тоже знаю. Знаю и слежу. Слежу за каждым из твоих близких.

Он говорит тихим зловещим голосом, почти шёпотом. Говорит и сверкает злыми, горящими, как угли глазами. Мефистофель хренов. Я слушаю его, опустив голову и понимаю, что-то не сидит в том, что он мне тут вещает. Что-то не складывается. Какого хрена…

— А это значит, — продолжает он, когда мы, выйдя из автобуса, входим в здание аэропорта, — стоит тебе сделать хоть один неверный шаг, одно движение, только трепыхнуться и девку твою схватят и, как ты говоришь, похитят. А потом отжарят во все дыры, по кругу, с особым удовольствием и по нескольку раз. А после вспорют брюхо и вытряхнут весь ливер. Представил картинку?

— Я не понял, — хмурюсь я.

— Не понял? — хмыкает он. — Вот же баран. Завтра если Бычок не выйдет, всё это станет явью. Твой сегодняшний кошмар обретёт плоть и начнёт сочиться кровью.

— Так ты её не похищал выходит? — пытаюсь добиться прямого ответа я. — И где она сейчас?

— В универе, наверное, — довольно улыбается он. — Или дома. Не знаю. Но надеюсь, прочувствовав весь ужас такого положения, ты уже не…

— То есть ты меня на понт взял? — перебиваю его я. — Развёл меня? И ты её не трогал? Не похищал, да? Чётко мне скажи!

— Так ты же лох, — хмыкает он. — Заруби себе это на носу. Ты лошок. Фраерок. И я с тобой могу делать, что угодно. Разводить, приказывать, забирать то, что посчитаю своим. Ясно? Ты сейчас побежишь прятать бабу свою, но это не сработает. У меня везде глаза и среди твоих людей тоже. Въезжаешь, Бро?

Конечно, не похищал! Как бы ты так быстро всё организовал? Нет у тебя такого ресурса. Дебил! Программа «Розыгрыш» в натуре. Вот же ты ган*он! Один гемор от тебя.

— И кто из нас баран в таком случае? — спрашиваю я, качая головой и останавливаясь. — Ты чё, «Вокруг смеха» насмотрелся? Боюсь, больше я не могу верить тебе на слово, и мне придётся твои слова проверить.

— А? — широко открывает он глаза. — Чё ты сказал?

— Человеку плохо! — громко говорю я.

Он тут же вздрагивает и начинает оседать.

— Бегом-бегом-бегом! Человеку плохо! Помогите! Анатоль, подсоби!

Мы хватаем потерявшего сознание Лимончика, накрываем ему лицо и бежим вперёд.

— Яна! — командую я. — Не стой, ищи наших встречающих.

Всё проходит, как по маслу. Мы затаскиваем бедолагу в автобус. Парни остаются с ним, а я бегу на переговорный пункт.

— Ничего-ничего, — хватаю я встречающую нас девушку под руку. — Его укачало просто, летать не любит. Сейчас он придёт в себя. Вас как зовут?

— Екатерина.

— Катюш, побежали, мне срочно позвонить надо по межгороду. Покажи, где тут у вас звонят.

Мы возвращаемся в аэровокзал. Пятеро блатных напряжённо всматриваются в лица выходящих пассажиров, но Лимончика не видят. Они нервно переглядываются и перебрасываются короткими фразами.

Катя приводит меня на переговорный пункт.

— Это наверное будет долго, — волнуется она. — Вы могли бы из гостиницы позвонить. Это было бы удобнее. У нас же программа, а мы сейчас из графика выйдем.

— Катюш, мы вообще сейчас чуть в Сочи не улетели, а ты говоришь график. Я Егор, кстати.

Соединяют довольно быстро, мы ждём всего минут пятнадцать. Когда уже автоматы начнут устанавливать!

Наташка сразу снимает трубку. Блин! Это чувство… это чувство ни с чем нельзя сравнить. Облегчение, когда ты узнаёшь, что твоему близкому человеку больше не угрожает опасность. Нет, это не камень с души, это по-другому. Это будто, твоя плоть становится… не знаю… становится пустой оболочкой. Тебе делается так легко, так хорошо, но земля уходит из-под ног и ты будто стоять не можешь. Вообще ничего не можешь, тебе надо лечь, не двигаться и не шевелиться. Твою дивизию…

— Наташ, у меня всё хорошо. Мы только что прилетели в Краснодар. Я тебе из аэропорта звоню. Слушай внимательно. Без охраны никуда. Ни шагу, ни полшага! Ты меня поняла? Это прям критически важно. Ты все дела в универе сделала?

— Все, — удивлённо отвечает она.

— Значит, больше туда ни ногой. Ясно? Сиди дома и без надобности никуда не выходи. Лететь пока тоже никуда не надо. Будь пока под защитой Игорька. А когда я здесь дела закончу сразу прилетишь в Москву. Хорошо?

— Хорошо, — соглашается она. — Ничего не случилось?

— Нет, милая, ничего не случилось. Слава Богу!

Потом, практически сразу, соединяют с «Вершиной мира». Игорь тоже оказывается на месте и я вкратце обрисовываю ситуацию и прошу с Наташки не спускать глаз ни днём, ни ночью и усилить охрану. Он обещает всё устроить. И только после этого я немного успокаиваюсь. Правда, теперь у меня появляется новая проблема с Лимончиком.

— Очухался? — спрашиваю я, заглядывая в автобус.

— Да, — отвечает Саня.

— Выводите.

Они выводят Назара. Выглядит он не очень. Рожа бледная, губы синие, как у покойника. Просто маска Гиппократа.

— Бро, тебе конец, — хрипит он.

— Не конец, а начало, юморист, — отвечаю я. — Всё, ты свободен, можешь идти. И больше так не шути. Видишь, от твоих шуток тебе и самому несладко.

Он скрежещет зубами, но больше ничего не говорит, поворачивается и идёт прочь. Собака. Это ж надо было так обстановку усложнить. Навстречу ему бегут те бандосы, которые ждали его внутри. Подходят Новицкая и Скачков.

— Разобрались? — спрашиваю я. — Ириш, заходи в автобус, мы сейчас.

— Да, — хмуро отвечает Тимурыч. — Разобрались. У тебя что? План отработали?

— Отработали, расскажу сейчас. Этот хер вернётся, я с ним закончу и расскажу.

— Ты его отпустил что ли? Или не брал?

— Отпустил.

Действительно, не проходит и минуты, как Лимончик возвращается. Торопливо, практически бегом, он спешит к нам. Несётся впереди, а за ним еле поспевает ватага встречающих. Группа поддержки.

— Сюда иди! — орёт он уже издалека. — Ты понял меня? Сюда иди!

Он подскакивает ко мне и я вижу в его руке финку.

— Сука! — хрипит он. — Сука! Кранты тебе! Сука! Кабздец!

— Вопросы? — хмыкаю я. — Задавай. Ножечек только спрячь. А то так просто всё не закончится.

Их шестеро, нас четверо. Толику я сказал сидеть в автобусе. Обстановка нервная и даже, можно сказать, взрывоопасная. Они окружают нас, как жаждущие крови вурдалаки. Да только шансов у них очень мало. Мы выглядим спокойно.

— Отойдём, — киваю я Назару. — Перетрём тет-а-тет?

Но он на взводе, и я его очень хорошо понимаю. Он дёргается в мою сторону, делая выпад ножом. Такой, чтобы попугать. Но меня пугать не надо. Я провожу захват и финка падает на асфальт.

— Отойдём в сторонку, — повторяю я предложение, — пока менты не набежали.

— Сука, — повторяет он, но мне кажется, он уже готов со мной поговорить.

11. Собака лаяла на дядю фраера

— Во-первых, — уверенно говорю я, — успокойся. Никому ничего не угрожает — ни твоей женщине, ни твоему ребёнку. Я — не ты. Никого не будут насиловать, пускать по кругу и потрошить. И все останутся живыми, если ты будешь вести себя, как надо.

— Cука, — хрипит он. — Я тебе глотку перегрызу.

Мы стоим в стороне от наших людей, но у них на виду. Они толпятся у открытой передней двери автобуса, как туристы, приехавшие в город. А мы стоим сзади.

Вот тебе ночные прогулки по девочкам! Вот тебе седина в бороду! Вот тебе бес в ребро!

Практически, как в «12 стульях»:

Со стороны могло показаться, что почтительный сын разговаривает с отцом…

— Не перегрызёшь, — отвечаю я. — Ты и сам, наверное, догадался. Не перегрызёшь, подавишься. Главное, ты ж не дурак, человек опытный, авторитетный. Видел меня в деле, кабанчиков своих потерял, теперь вот бычка с пастушком.

Он рычит, выдавая злобные, но нечленораздельные звуки.

— И всё равно решил пошутить? — продолжаю я. — «Камеди клаб» мне устроил, на понт взял. Эдуард Суровый, в натуре. Скоро сам себя потеряешь такими темпами. Нет, я понимаю, ты получил удовольствие от своей шутки, удалось ведь разыграть, да? Но ты ж вроде не клоун, не твоё это, мне кажется. Я, как видишь, шуток не понимаю, отвечаю на полном серьёзе. Женщину твою и сына взял в заложники. Похитил. Всё по справедливости,