Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что происходит? Очередной раунд игры Бердникова? Или искренность, столь ему не свойственная…
Наконец Владимир опустил голову и в полной тишине направился к выходу. Свидетели неожиданного выступления, пытаясь осознать полученную информацию, таращились на Рину, а потом посматривали на удаляющегося Бердникова.
– Рината, это правда? – нарушила всеобщее молчание громко задавшая вопрос Самарина.
Рината вздрогнула и очнулась.
Расправив плечи, твердо проговорила:
– Да, правда. Этот человек – мой отец.
И тут все будто с цепи сорвались, принявшись наперебой выкрикивать вопросы, стремясь переорать друг друга. Журналистов интересовали подробности сенсации, и, самое главное, – кто же мать Рины.
Но Игорь, мгновенно оценив ситуацию, вскочил и потащил Ринату к выходу. А она продолжала цепляться за его руку, тем самым давая парню понять, что в действительности скрывается за ее показным безразличием. Ей хотелось оказаться в тихом укромном местечке, вдали от всех, в одиночестве. Ей нужно прийти в себя. В голове крутились рваные обрывки мыслей. ОН признался, что она его дочь. ОН прилюдно заявил, что отправил ее в детский дом. ОН на глазах у всех попросил прощения. ОН одной фразой поставил свою карьеру под угрозу накануне Олимпиады…
Рината не заметила, как, укутанная в куртку, очутилась в такси. На ногах – тренировочные кроссовки, а шея наспех обмотана шарфом.
Игорь сидел рядом, поглаживая ее ладошку.
– И что теперь будет? – разбито пробормотала она.
– Завтра узнаем, – Игорь повернулся к девушке. – Одно знаю точно – все изменится.
– А конкретней?
– Твое отношение к нему. Точно.
Рината не возразила. Ладонь ее беззащитным котенком покоилась в руке Игоря, и только это связывало ее с настоящим, с реальным, не давая сойти с ума.
Глава 8
Сочи, декабрь 2013 года
– Рин, ты как? – привалившись к стене, Игорь постучал в дверь.
– Нормально, – послышался ее приглушенный голос.
Стоило им войти в номер, Рината побледнела и, зажав рот рукой, бросилась в ванную комнату. Игорь понимал, что виной наверняка стало волнение, события, навалившиеся за прошедший день. Похоже, опять дала о себе знать доставшаяся ей от матери особенность организма. Если после произошедшего часом ранее даже ему было не по себе, что уж говорить о Рине? Он не сомневался, что никакого отношения к отравлению тошнота не имеет, поэтому не переживал за физическое состояние партнерши и ее способность завтра выйти на лед в произвольной программе, однако в эмоциональном плане дело обстояло намного хуже. Странное и несвоевременное заявление Бердникова буквально на весь мир никоим образом хорошему прокату не способствовало.
Это и злило, и расстраивало Игоря. А на что рассчитывал Бердников? Что дочь бросится к нему в объятия и сразу же простит? Да разве такое возможно?! Ну а Рината… Крылов вздохнул и подошел к постели. Присел на краешек, не выпуская из поля зрения белую дверь ванной комнаты.
Всю дорогу до отеля Рина молчала. Прислонившись к окошку, рассматривала проплывающий мимо пейзаж, а Крылов не мог предположить, что творится у нее в голове, какие девушку одолевают мысли. Он мечтал научиться понимать Ринату: смотреть ей в глаза и чувствовать ее. Как же ему хотелось знать, когда ей плохо и она нуждается в поддержке, а в какой момент ей надо дать время успокоиться и не следует даже подходить к партнерше. Но Игорь не имел ни малейшего представления, случится ли это когда-нибудь вообще.
Научится ли он, и согласится ли Рината, чтобы он научился?..
Минуты через две она вернулась в комнату и, болезненно-бледная, присела рядом, сдвинув колени и опустив на них ладошки.
– Не переживай, – тихо проронил Игорь.
Она повернулась к нему и, нервно выдохнув, натянула улыбку, получившуюся, впрочем, слишком блеклой, чтобы выглядеть убедительно. А потом перевела взгляд на коленки. Они сидели молча, а время, беспощадное и бесстрастное, секундами текло вперед, не считаясь с людскими радостями и печалями, взлетами и паденьями, потерями и приобретениями.
Игорь уже решил, что сегодня не услышит от Рины ни слова, но вдруг она пробормотала:
– Я прочитала письма Богославской, – Рина еще сильнее сжала острые коленки, обтянутые черными тренировочными лосинами, и продолжила: – В двух из трех уцелевших она просила о встрече. Мол, ей ничего не было известно, и она не догадывалась, что я жива, – девушка печально качнула головой. – Клялась, что никогда не бросила бы ребенка. Он отговаривал ее, но она решила рожать. По крайней мере, так она пишет. И еще письмо… самое длинное. Оно, похоже, было последним. В нем Алла Львовна решилась рассказать обо всем. О своей жизни, начиная с детства и заканчивая Олимпиадой в Ванкувере. И я… – Рината посмотрела на Крылова полными печали глазами. – Я не знаю, как к этому относиться, Игорь. Там столько намешано… А теперь вот он… – невесело усмехнувшись, она всплеснула руками. – Взял и объявил, что я – его дочь, которую он отдал в детдом! Как я должна реагировать?
– С новой силой возненавидеть? – предложил Игорь.
– У меня уже нет сил.
Рина пожала плечами. Взгляд ее, измученный, потерянный, выражал глубочайшую усталость.
– Игорь, я… я так хочу, чтобы меня любили. Любили не за что-то, а просто так, понимаешь? Потому что я существую! За то, что я – это я, а не за прилагающиеся бонусы. Не за талант, медали, выигранные турниры и сложнейшие прыжки… – хлюпнув носом, Рината вытерла подступившие слезы рукавом толстовки и повторила. – Понимаешь?
Игорь молча кивнул и обнял ее.
Крепко-крепко обхватил руками и прошептал:
– Ты прекрасная, Рината Ипатова. Вместе со всеми своими тараканами, чудовищами в шкафу и временами жутким характером, но ты прекрасная. И у тебя замечательная, самая добрая, любящая и красивая мама. И она, уверен, ждет тебя, чтобы прижать к своему полному любви сердцу.
– Я столько лет ее ненавидела, – еле слышно выдавила Рината, хватаясь за плечи Игоря, как утопающий за спасательный круг, сминая его кофту, растягивая ее. – А когда прочитала письма… Господи, каждое ее слово было таким… Будто насквозь пропитано болью. Он сказал ей, что ребенок умер, Игорь! Говорил, что меня нет больше. Вычеркнул меня из жизни… Разве так можно? – Игорь не видел, но чувствовал горькие слезы Рины, стекающие по щекам. – И он… он всегда был примером. Сильным, справедливым, образцом для подражания. Человеком, который, получив тяжелейшую травму, завоевал серебро на Олимпиаде. Я росла с мыслями, что хочу быть такой же сильной духом, преодолевающей любые преграды на пути к