Днем она вышла прогуляться. Медленно бредя по улицам, представляла,как Алиса путешествует с друзьями, как Билл трудится в Лондоне. Мэри Стюартразмышляла над тем, что знала давно, но в чем боялась себе признаться: рано илипоздно она останется одна. Но теперь она понимала и то, что жизнь на этом некончается. Ей предстояло самой во всем разобраться, а главное – наконецпримириться с тем, что совершил Тодд. Таня права: нельзя все время прятаться,тем более от себя. Возможно, случившееся произошло и не по ее вине. Хватитдумать об этом и казнить себя – нельзя позволить смерти сына превратиться вудавку на ее шее.

Вернувшись домой, она вдруг вспомнила о том, что давнособиралась сделать, но не хватало храбрости. Лучше бы не браться за это водиночку, но теперь пора.

Она распахнула дверь комнаты Тодда и на какое-то времязастыла. Потом раздвинула занавески и подняла жалюзи. Впустив в комнатусолнечный свет, она села за его стол и принялась выдвигать ящик за ящиком.Просматривая бумаги сына, она чувствовала себя непрошеной гостьей. Здесь лежалиписьма, старые дневники и контрольные работы, памятные мелочи из детства,пропуск в принстонскую столовую. Затем, борясь со слезами. Мэри Стюарт вышла вкухню за коробками. Набивая их вещами Тодда, она горько и безутешно заплакала.Дав волю слезам, Мэри Стюарт почувствовала облегчение.

Она провела в комнате сына не один час. Все это времятелефон молчал – Билл так и не позвонил. Он должен был приземлиться в два часаночи и где-то в половине четвертого прибыть в гостиницу...

Комната опустела. Мэри Стюарт убрала всю одежду сына, оставивнемногое, вроде его старой бойскаутской формы, любимой кожаной куртки, свитера,который сама связала. Остальное решила раздать, а бумаги С книгами переправитьв подвал. Все его школьные и спортивные призы она разместила на одной полке,надеясь со временем найти для них место. Забрав из комнаты фотографии, онаразнесла их по всей квартире, будто специально оставленные Тоддом в память осебе. У себя в комнате она поставила самую лучшую семейную фотографию, еще однуотнесла в спальню Алисы.

Мэри Стюарт закончила только к двум ночи, затем ушла в своюбелую кухню и застыла там, глядя в темноту за окном, чувствуя сына рядом, видяего лицо, глаза, отчетливо слыша его голос. Иногда ей начинало казаться, чтоона его забывает, но она знала, что этого никогда не случится. Тодд был для неенесравненно большим, чем оставшиеся вещи. То, что не имело значения, ушло, носамое главное осталось с ней.

Она вернулась в комнату сына, сняла с кровати темно-зеленоепокрывало и убрала в шкаф с мыслью сдать в чистку, потом подумала о том, чтонадо бы сменить шторы, – раньше не замечала, как они выгорели. Находиться здесьей было невыносимо: комната теперь выглядела пустой и тоскливой, хотя изаставлена коробками. Можно подумать, что сын куда-то переезжает. На самом делеон уже съехал... С уборкой его вещей она опоздала на целый год.

Медленно бредя в спальню, она вспоминала все случившееся заэтот год. Как далеко они зашли и как им всем теперь одиноко! Алиса в Европе –правда, с друзьями, Тодда нет, Билл в Лондоне. Она долго смотрела на фотографиюсына. Какие у него были большие, ясные, сверкающие глаза, как он смеялся, когдаона его фотографировала... Будто все еще слышит его смех: «Давай же, мама,скорее!» Он дрожал, замерзнув в мокрых плавках на Кейп-Код. Сначала делал вид,что душит сестру, потом кинулся от нее через пляж с лифчиком от ее купальника.Алиса устремилась за ним, прижимая к груди полотенце и визжа. Казалось, с техпор минуло тысячелетие.

Мэри Стюарт легла спать лишь спустя несколько часов. Ейснилась семья: Алиса, доказывавшая что-то и качавшая головой; Тодд,благодаривший ее за то, что она собрала его вещи; где-то далеко – Билл,плетущийся прочь. Она позвала его, но он не оглянулся...

Возвращаясь в Лос-Анджелес, Таня не знала, что ее там ждет. Тониговорил, что уедет, но он мог и передумать. Едва войдя в дом, она заглянула вего шкафы и нашла их пустыми. Ее встретила Джин: секретарше не терпелосьпознакомить ее с последними новостями и со свежими сплетнями. Таня сновакрасовалась на первых страницах журналов. Статьи об охраннике, подавшем на неев суд, были, как водится, кошмарны. Кто-то наболтал, что Тони снял себеквартиру, правда, временно; здесь же были свежие фотографии его и артисточки, скоторой он удрал, – на сей раз за ужином.

– Подумаешь! – устало вздохнула Таня. – Знаю, видела. –Она купила газету в аэропорту. – Съезжу-ка я на пару дней в Санта-Барбару. –Необходимо было убраться отсюда – от фотографов, бесстыжих глаз и пустыхшкафов. У нее нет времени о нем горевать. Все ее мысли теперь посвящены одному– как защититься от прессы.

– Это невозможно, – деловито сказала Джин, подавая ейграфик на четырех страницах. – Завтра вечером у вас благотворительноевыступление, потом на протяжении двух дней – репетиции. В конце неделинеобходимо обсудить с Беннетом ход судебного разбирательства.

– Скажите ему, что я не могу! – взмолилась Таня. – Мненужно два дня, чтобы прийти в себя. – Она никогда еще не манкировалавыступлениями и репетициями. Но провести уикэнд с Беннетом Пирсоном, корпя надпланами выступлений в суде, превыше ее сил.

– Боюсь, расписание жесткое. Дата ваших показаний поделу Лео Тернера уже назначена. К тому же Бен нет сказал, что утром ему звониладвокат Тони.

– Так быстро?! – Таня упала в глубокое мягкое кресло срозовой атласной обивкой у себя в спальне. – Он не теряет времени. –Получается, всего за одну ночь пошли прахом целых три года. Что ж, насталовремя заняться бизнесом. Иногда ей казалось, что бизнес – единственное, чтоесть серьезного, все остальное – чепуха.

Деньги, жадность, бизнес. Агенты, юристы, продавцы грязныхсплетен, мерзавцы, требующие за свое молчание отступного, кучи людей,воображающих, что она должна расплачиваться именно с ними за свой успех, потомучто ей повезло, а им – нет...

– Мне нужен день, – спокойно сказала она секретарше.

Разве кто-нибудь из ее окружения способен понять, насколькоэто серьезно? Она больше не может продолжать в прежнем духе, не может петь,улыбаться, вкалывать на них всех. Иногда ей начинает казаться, что она трудитсятолько для того, чтобы с ними расплачиваться. Времени на жизнь не оставалось.Работай и плати, остальное побоку.

– Он думает, что Лео можно купить за пятьсот тысяч, –не унималась Джин.

И это еще не все: у нее в запасе была куча бумаг, и она необращала внимания на мрачное настроение Тани.

– К черту Лео! Так и передайте Беннету.

Джин кивнула и продолжила свою волынку. Тане хотелось, чтобыона провалилась сквозь землю, но Джин была не только старательной, но инеутомимой.

– Сегодня нам звонили из «Лос-Анджелес таймс». Они хотятподробностей развода. Чего желает Тони: алиментов, раздела имущества или того идругого? На что вы согласны, на что нет.