Максим хмыкнул:

– Но ведь не лучше, чем у нас?

Я засмеялась:

– Лучше, чем у вас, мне нигде не может быть… Но если говорить о том, как тут все оборудовано… Три мишленовские звезды – чему удивляться?

– Ладно-ладно, не сыпь мне соль на рану. – Максим никак не мог смириться с тем, что у его ресторана в Бордо всего одна звезда. – Итак, ты попала в компанию блестящих профессионалов. Ну а люди-то они приятные? Хорошо тебя приняли?

Улыбка сползла с моего лица.

– Все, кроме шефа, – нерешительно призналась я. – Он… как бы это сказать… По-моему, он меня просто не переносит.

– Тебя? Как можно тебя не переносить?

Искреннее негодование Максима заставило меня снова улыбнуться. В нем проснулся инстинкт защитника, как в папаше, который недавно отправил дочку в большой мир и теперь волнуется за нее. А ведь и правда. На протяжении нескольких лет он был мне куда лучшим отцом, чем родной. Рассказать ему о Клоде значило обеспокоить его еще сильнее. Пришлось собраться с силами.

Прибрежная улица как раз привела меня на маленькую озелененную площадь. Я села на скамейку, с которой можно было любоваться чудесным видом. Разговор предстоял долгий. Рассказывая Максиму о том, как Клод со мной обращался, я смотрела поверх городской стены на море, на многолюдный пляж справа от меня и на высокие пинии, которые росли на мысе с другой стороны бухты.

– Ну и засранец! – резюмировал Максим, выслушав мой рассказ. – А как же коллеги? Неужели никто не вмешался?

– А ты как думаешь? Они же все мужчины!

Особенно Бо, мой единственный друг. Если не считать Клои, с которой мы после нашего знакомства на заднем дворе обменялись парой сообщений по Ватсапу.

– Ха! Я вообще-то тоже мужчина. И не потерпел бы такого на своей кухне.

– В этом я не сомневаюсь, – сказала я более мягким тоном. – Только здесь… Ну я не знаю…

Максим был прав: на поваров «Le Chat Noir» мне тоже следовало бы всерьез обидеться. Просто отворачиваясь, вместо того чтобы за меня заступиться, они становились соучастниками того, что творил Клод.

– Может, мне поговорить с Сильви? – предложил Максим. – Я запросто могу ей позвонить.

Я задумалась. Это решение было бы самым простым, но я сомневалась, что хозяйка ресторана сможет и захочет разобраться в ситуации на расстоянии.

– Нет, спасибо, – сказала я твердо, хотя на самом деле не ощущала уверенности в себе. – Ты же меня знаешь: я предпочитаю решать свои проблемы сама. Дай я хотя бы попробую.

– Да уж, я знаю тебя, ma petite. Только не тяни слишком долго. Если что – сразу звони мне.

– Ладно. Обещаю.

Мы немного помолчали, но эта пауза не была неприятной. Я представила себе знакомое лицо Максима: густые седоватые усы, озабоченно сведенные кустистые брови. Через пару лет он собирался уйти на заслуженный отдых, а ресторан, в котором я проходила практику, передать Рене, своему сыну.

– А как ты? – спросила я. – Все в порядке?

– Нам тебя не хватает. А в остальном все по-старому. На прошлой неделе Рене чуть не спалил кухню.

Я засмеялась:

– Действительно по-старому.

– Вот я и говорю!

Услышав смех Максима, я вдруг затосковала по нему так, что сердце сжалось.

– Я хотел еще кое-что тебе рассказать, – сказал он, внезапно посерьезнев.

– Выкладывай…

– Я был у Магали в пансионате, – начал он, помолчав. – Она выглядит счастливой.

Моя грудь наполнилась теплом. Во время практики я часто приводила сестренку в ресторан, чтобы она порисовала или послушала музыку, пока я работаю. Я никогда не просила Максима заботиться о ней, но не удивилась, что он решил ее навестить.

– Спасибо. Она, наверное, очень обрадовалась тебе?

– Да. Кстати, она сказала… – Максим опять замялся. Это было на него не похоже. – Она звонила вашим родителям.

Я оторопела. Накануне, проводив Лео, я сразу же набрала номер Магали, и мы долго болтали, но…

– Мне она ничего об этом не говорила.

– Хм… Осенью они хотят к ней приехать.

Я подавила возглас, представлявший собой смесь скептической усмешки с болезненной икотой. Я испытала знакомое чувство потерянности, которое прочно ассоциировалось у меня с родителями. Мне казалось, что я почти не знаю этих людей. Когда мы с Магали были детьми, они часто пытались столкнуть нас лбами или завоевать нашу любовь с помощью подкупа. Я прекрасно осознавала, как мать и отец на меня повлияли: они привили мне боязнь потери, из-за которой я до сих пор не хотела вступать с кем бы то ни было в серьезные отношения. Ну а Магали всегда радовалась им, когда они объявлялись, и не держала на них зла, когда они надолго пропадали. Просто она такая – маленькое солнышко, от которого я, пока мы росли, старалась отгонять дождевые тучи. Но теперь меня рядом не было, и я не имела права обижаться на нее за то, что она захотела увидеть родителей. Для меня самой этот поезд давно ушел. Слишком много скопилось вещей, которых я им никогда не прощу. Но если сестра решила дать им шанс, я препятствовать не собиралась.

– Если хочешь, я могу совершенно случайно зайти к Магали, когда они приедут, – предложил Максим.

– Правда?

– Конечно. Я же знаю, как ты беспокоишься о сестре.

– Ты лучше всех, Максим, – сказала я, сглотнув комок в горле. – Я очень по тебе скучаю.

– Знаю, ma petite. Но Магали, по-моему, довольна жизнью, да и ты, судя по голосу, тоже. Несмотря на проблемы с шефом.

– Да-да, так и есть, – тихо сказала я, мысленно прибавив: «Благодаря другому мужчине, с которым я здесь познакомилась».

Но с Лео у нас все еще только-только начиналось, и рассказывать об этом Максиму было рано. К тому же я заранее знала его ответ: «Береги свое сердечко». Он всегда говорил так, если утром меня подвозил к ресторану какой-нибудь парень на мотоцикле. Сам Максим пережил очень тяжелый развод и с тех пор недоверчиво относился к романтическим связям.

Мы еще долго болтали о том о сем. Вот уже солнце почти поцеловало горизонт, все вокруг меня окрасилось мягким розовато-оранжевым светом, цикады завели свою вечернюю песню, с моря подул свежий ветер, приятно охлаждавший мое разогретое лицо.

– Береги себя, ma petite, – сказал Максим на прощанье. – Я тобой горжусь.

Я не смогла ответить сразу: подступившие слезы помешали. Наконец, шмыгнув носом и вытерев глаза, я сказала:

– Спасибо, Максим. За все.

Глава 17

Аликс

В понедельник утром, когда я пришла в порт к условленному времени, Лео уже ждал меня у входа. Как только я его увидела, мои ноги, и без того слабые от волнения, чуть не подкосились – так он меня поразил. Он стоял в тени под высокой аркой ворот. На нем были темно-синие плавки и свободная белая футболка, на носу солнечные очки, на губах задорная улыбка.

Держа в одной руке битком набитую корзинку для пикника, Лео снял другой рукой очки и привлек меня к себе, обняв за бедра. Его приветственный поцелуй был таким долгим и глубоким, что мне едва хватило дыхания. Мой ответ не заставил себя ждать. Я так соскучилась!

На мгновение мы потерялись друг в друге. Жадные губы, нетерпеливые руки, учащенно бьющиеся сердца. Не прерывая поцелуя, Лео наклонился, чтобы поставить, точнее, бросить корзинку возле наших ног. Ее содержимое звякнуло. Тогда он обнял меня обеими руками и прижал к себе еще крепче.

Я мгновенно ощутила такой прилив желания, что все вокруг перестало существовать. Я не замечала ни туристов, которым приходилось нас огибать, ни гостей ресторана, расположенного совсем рядом, ни смеющихся детей на старомодной карусели. Я чувствовала только нас и этот момент, который длился целую вечность, но все-таки был слишком кратким.

– Привет, – наконец сказал Лео, почти не отрываясь от моих губ.

– Привет, – ответила я, с трудом дыша.

Он бережно заправил мне за ухо выбившуюся прядь. Сегодня я заплела волосы в косу: так их розовые кончики смотрелись особенно симпатично. На мне было воздушное белое платье, идеально подходящее для пляжа.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Лео, сделав шаг назад и подняв корзинку. – Купальник взяла?

Я посмотрела на Лео с хитрой улыбкой и, подавшись к нему, ответила:

– А зачем? Плавать я могу и голой.

Его глаза слегка расширились, и он несколько раз сглотнул, прежде чем, опомнившись, ответил:

– А я и не знал, что этот день может