«Но, дорогой мой Хастингс, я верю во власть этих сил. Вам неследовало бы недооценивать могущества сверхъестественного.»

«Ну и что мы будем делать?»

«О, мой милый Хастингс, вы всегда такой практичный! Ну, ehbein,[39] мы начнем с того, что телеграфируем в Нью-Йорк.Запросим у них подробности смерти молодого Блайнбера.»

Он так и сделал. Ответ был скорым и исчерпывающе точным.

Молодой Рупер Блайнбер сидел на мели в течение несколькихлет, затем эмигрировал на острова Южного моря, перебиваясь там случайнойработой. Однако два года назад вернулся в Нью-Йорк, где начал быстроопускаться. Наиболее важным было то, с моей точки зрения, что он недавнопытался занять определенную сумму на поездку в Египет. «У меня там есть добрыйдруг, у которого я могу одолжить», — говорил он всем.

Однако этим планам не было суждено сбыться. Он вернулся вНью-Йорк, проклиная своего дядю, который больше заботился о костях сгинувшихфараонов, чем о своих родственниках.

Смерть сэра Уильярда произошла во время его пребывания вЕгипте. По возвращении в Нью-Йорк молодой Блайнбер вел все тот желегкомысленный образ жизни — и вдруг, ни с того ни с сего, покончил с собой. Воставленной им записке было несколько странностей: он писал о себе, как опрокаженном и неприкасаемом. Письмо заканчивалось фразой, что таким, как он,лучше умереть.

В моем мозгу родилась мрачная теория. Я никогда раньше неверил в проклятие давно исчезнувших египетских фараонов и считал, чтопреступника нужно искать в нашем времени.

Предположим, что молодой человек решил избавиться от своегодяди с помощью яда. Сэр Джон Уильярд принял его по ошибке.

Молодой человек возвращается в Нью-Йорк, гонимый своимпреступлением. До него доходит известие еще об одной смерти, о смерти дяди.Молодой Блайнбер осознает, насколько бессмысленным было его преступление и,мучимый раскаянием, кончает с собой.

Я изложил эту версию Пуаро. Он заинтересовался:

«Все, что вы придумали, мой друг, очень просто, оченьпросто. Вполне возможно, что все так и было. Но вы выкинули из своей версиироковое влияние гробницы.»

Я пожал плечами.

«И вы до сих пор считаете, что это надо принимать всерьез?»

«Настолько всерьез, что мы завтра же отплываем в Египет.»

«Как?» — вскричал я, совершенно потрясенный.

«Именно так». Лицо Пуаро выражало готовность к геройскомусамопожертвованию. Он тяжело вздохнул и горько посетовал:

«Но море… Это проклятое море…»

Прошла неделя. Под нашими ногами хрустел золотой песокпустыни. Солнце изливало на нас свой жар. Пуаро, воплощавший собой само страдание,тихо угасал на моих глазах. Маленького бельгийца трудно было назвать хорошимпутешественником — наше четырехдневное плавание из Марселя в Египет было длянего сплошной мукой. То, что сошло на берег в Александрии, представляло собойлишь бледную тень Пуаро.

Он временно утратил даже свою хваленую аккуратность.

Прибыв в Каир, мы отправились прямо в отель «Мен Хауз»,расположенный в тени пирамид. Очарование Египта полностью захватило меня. Но неПуаро. Одетый точно так же, как и в Лондоне, он таскал в кармане маленькующеточку для чистки одежды и вел бесконечную войну со скапливающимся на одеждепеском.

«А мои ботинки, — причитал он. — Взгляните на них,Хастингс. Мои чистенькие кожаные ботинки, всегда такие блестящие и красивые. Вывидите, песок и в них, и на них. Это и больно, и некрасиво. И еще эта жара! Отнее мои усы обвисли, — да, да, совершенно обвисли.»

«Взгляните на сфинкса, — настаивал я. — Даже мнекажется, что он источает какую-то тайну и очарование.»

Пуаро взглянул на сфинкса с досадой.

«Он отнюдь не излучает счастье, — объявил Пуаро. —Да и странно было бы этого ожидать от существа, наполовину засыпанного песком.О, этот песок!»

«Послушайте, но ведь в Бельгии тоже полно песка», напомнил яему, имея в виду праздники, которые мы провели среди «les dunes impeccables,[40] как это было написано в путеводителе.

«Но, во всяком случае, не в Брюсселе,» — отрезал Пуаро.

Он задумчиво смотрел на пирамиды. «По крайней мере, верното, что они огромные и правильной геометрической формы. Но их шероховатаяповерхность отвратительна. И мне не нравятся эти пальмы, даже если их посадитьрядами.»

Я прервал его стенания, предложив немедленно отправиться влагерь археологов. Добираться туда нужно было на верблюдах. Животные стояли наколенях, терпеливо ожидая, пока мы на них усядемся. Они были отданы подприсмотр живописной группке мальчишек, возглавляемой разговорчивымпереводчиком. Я не буду рассказывать о том зрелище, которое являл собой Пуаро наверблюде. Он начал со вздохов и стонов, а кончил отчаянными жестами и жалобамиСвятой Деве Марии и каждому святому в отдельности. Под конец Пуаро позорноотступил, пересев с верблюда на миниатюрного ослика.

Я должен заметить, что идущий рысью верблюд — серьезнаяпроблема для седока-новичка. Несколько дней у меня ныло все тело.

Наконец мы достигли места раскопок. Опаленный солнцемчеловек с седой бородой, в белой одежде и с колониальным шлемом на головеподошел, чтобы поприветствовать нас.

«Месье Пуаро и капитан Хастингс? Мы получили вашутелеграмму. Простите, что никто не приехал в Каир встретить вас. Произошлоужасное событие, которое совершенно расстроило все наши планы.»

Пуаро побледнел. Его рука, тайком потянувшаяся к щеточке,замерла на месте.

«Еще одна смерть?» — выдохнул он.

«Да».

«Сэр Гай Уильярд?» — воскликнул я.

«Нет, мой американский коллега — мистер Шнайдер.»

«А причина?» — спросил Пуаро.

«Столбняк».

Я побледнел. Воздух вокруг меня был наполнен злом, невидимыми опасным. А что, если следующим буду я?

«Mon Dieu,[41] — тихо произнесПуаро. — Я не понимаю этого. Это ужасно. Скажите, месье, нет никакихсомнений, что это действительно был столбняк?»

«Я думаю, что нет. Но доктор Эймс объяснит вам все гораздолучше.»

«Ну, конечно, ведь вы не врач.»

«Меня зовут Тоссвил.»

Значит, это и был упомянутый леди Уильярд официальныйпредставитель Британского музея. Удивляло в его облике нечтопечально-непоколебимое, что сразу же понравилось мне в нем.

«Если вы отправитесь со мной, — продолжал докторТоссвил, — я отведу вас к сэру Уильярду. Он очень беспокоился и просилсразу же сообщить о вашем прибытии.»