сможешь убедиться, какая вонь здесь появится, как только зайцы окажутся под лучами солнца», – сказал он. Марко оставил там, у новичков на коврике, всех дохлых животных. Что касается меня, сеньор, то не стану вас обманывать: я незаметно усмехнулась. Но сдержала себя, иначе действительно выглядела бы грубиянкой. А Марко зажёг сигарету и сразу потушил её о белый камень прямо возле дверной ручки. «Посмотрим, отважатся ли они что-нибудь сделать теперь», – сказал он. Мои щёки заледенели, но глаза на этот раз не стали недоверчивыми, сеньор, на этот раз в них было немного ожидания. Потому что это походило на то, как если бы животные, которых я видела скачущими, когда смотрела на светлые волосы приезжей, теперь лежали мёртвыми на коврике, готовые издавать невыносимое зловоние мертвечины. Хотя, сеньор, запаха смерти я тоже не чувствую.

Прежде чем вернуться домой и провести взаперти ещё три дня, распевая названия деревьев с моей матерью, мы с Марко покурили немного травки здесь, сеньор, где сейчас находимся мы с вами. Как я вам уже говорила, обычно я сижу и созерцаю природу, поскольку тут всегда есть тень. И я рассказала Марко о хорошем воспитании, которое мне дали мои мать с отцом, жизнь в сельской местности, этот посёлок стариков. Я убеждала Марко, что наш поступок – надпись нежеланные на белом камне – вовсе не результат плохого воспитания и грубости, а всего лишь предупреждение. И что хорошо воспитанные люди предупреждают, предостерегают и указывают на что-то, поскольку вещи надо называть своими именами, и если жизнь на этой самой маленькой части планеты нас чему-то научила, так это тому, что жители уезжают, потому что их здесь перестают любить. Я сказала тогда Марко: «Кому охота приезжать на край света, скажи мне, кто захочет? В этой деревне нас терзают, сюда приезжают, чтобы использовать нас, Марко». И он отвечал мне «да-да-да», пока не умолк и изо рта у него не пошёл холодный пар, да такой, что почти превратился в лёд. И таким же холодным было сказанное им: «Теперь ты не сможешь покинуть посёлок». Он запомнил фразу, которую я произнесла в баре, не отдавая себе отчёта, когда воображала беседы с Хавьером. В его голове продолжало крутиться моё что-то вроде: «Мне кажется, я хочу уехать», и Марко проводил ночи напролёт, думая, куда же я уеду, если здесь меня любят и никто пока не перестал меня любить.

Мы посмотрели друг другу в глаза; я-то часто так делаю, смотрю кому-нибудь в глаза, сеньор, но для Марко это не совсем обычно. Дело в том, сеньор, что я всегда нравилась Марко. И вот я спросила его: «Марко, когда ты глядишь на меня, что ты видишь?» А он, размышляя, обычно хрустит костяшками пальцев, поэтому ответил, сжимая свои ладони, взглянув на меня, что видит девушку с всклокоченными волосами. А я: нет-нет-нет, скажи, что тебе пришло в голову, когда ты думал обо мне, и он признался: «Не знаю, Лея, думая о тебе, я представляю, что мог бы всю жизнь носить на плече мёртвых животных, если бы ты меня попросила об этом». Ну, я промолчала.

Любовь ведь разная бывает, хотя и проявляется одинаково, вам не кажется, сеньор? Для Каталины это стадо животных, скачущих в одном направлении, для меня – слова, которые я не могу вырвать из уст Хавьера, а для Марко – его плечо с дохлыми зайцами. Как же странно! Однако тогда я заявила Марко, что меня это не устраивает, а то, что ищу, найти пока не могу. Он повторил, что отсюда я никогда не уеду и что мои умения нигде больше не пригодятся. И вот что интересно, сеньор: обычно я не придавала значения мнению Марко, однако надпись грубиянка на фасаде моего дома, от которой трудно избавиться, будто сильно уменьшила моё тело. Я взглянула на свои руки, и они показались мне маленькими, посмотрела на лес и почувствовала себя маленькой, как упавший на землю лист, так я будто уменьшилась.

Поэтому я не смогла, не нашла в себе сил заявить Марко, что во многом я не разбираюсь, но то, что умею, востребовано и в других местах и может пригодиться даже в Китае. Тем не менее я промолчала, почувствовав головокружение от выкуренной травки и позволив своим мыслям блуждать по тёмным закоулкам, по злым чащобам в моей голове, где я находилась, когда обнаружила, что придаю странное значение словам Марко и его фразе «Ты никогда отсюда не уедешь». Впрочем, я пришла в себя и, направив стопы к двери моего дома, сказала ему: «Вот ты действительно ничего не знаешь». А он в ответ: «Я знаю, что у тебя есть сестра, никчёмная, как молочный поросёнок, и ещё – покойный отец и скорбящая мать».

И тогда упавший в лесу лист, то есть я, моё уменьшенное тело пришло в ярость от жестокой правды, высказанной Марко. Потому что, сеньор, вещи надо излагать чётко, но о моей семье ясно могу говорить только я, а иначе начинаю кусаться, как зверушка. Вам трудно себе представить, какой в тот момент я стала. Набросилась на Марко, всё ещё сидевшего здесь, схватила его за волосы, которые у него доходят до плеч, и крикнула: «Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу». И обозвала его ослом, идиотом, бездельником, обманщиком, подлецом, сказала, что слово грубиян нужно написать на фасаде его дома, в его комнате, а на его кровати должны лежать подушки с этим вышитым словом. На его балконе надо вывесить плакаты с надписью: «Здесь живёт грубый пачкун». Я приподнимала Марко за волосы, пока мои руки не обессилели, а его рост не показался мне сравнимым с высоким кипарисом. Я оттолкнула его к первому ряду лесных деревьев, крича: «Оставь меня в покое!» А Марко, сдерживая себя, потому что он никогда ничего плохого мне не сделает, выкрикнул то, что я сказала ему несколькими минутами раньше: хорошее воспитание предостерегает и указывает на что-то. Пока я бежала домой, он закончил словами: «Все твои проблемы оттого, что ты мало плачешь, грубиянка».

Моя мать была взволнована, она спросила, известна ли мне поговорка: «Тот, кто затевает неприятности, потом сам получает по заслугам». И, ущипнув меня за руку – в нашем посёлке родители именно так часто обращаются с непослушными детьми, – она воскликнула: что сказал бы твой отец, если бы увидел надпись на своём доме, обзывающую нас грубиянами. А я непроизвольно прорычала на сестру, которая обмочилась и которая, как всегда, лежала в прострации: «Закрой