– Если сейчас же не прекратишь, – неожиданно строго зашипела Алисия, – скажу Кэри, и он тебе руки к кровати привяжет.

Я царапала свои пальцы. И вот уже шестой след от ногтя взрывал кожу, оставляя на ней красные бусины крови. Шестой след и десятое замечание от ланкмиллерской сестры. Правда, впервые достигшее своей цели. Слова «Кэри» и «привяжет» подействовали на меня как два удара током, и я молча прекратила, не огрызаясь, не пробуя съязвить, что дело вроде бы не ее. Просто опустила руки, и все.

Алисия неожиданно обняла меня, забыв, что прижимается к спине, которую только пару минут назад с осторожностью обрабатывала. Лбом уткнулась в плечо.

Я была бесконечно благодарна ей за то, что она не оставляет меня, когда так нужно, за то, что не лезет в душу. За то, что губы ее кое-как заглушают боль. Но мне решительно нечего было предложить взамен.

Алисия ничего и не просила.

Когда она уходила, я оставалась одна и даже носу не казала из комнаты, лишь бы только не столкнуться случайно с хозяином этого мрачного особняка. Он тоже не искал встречи, к счастью. Работал или заливал коньяком свежие сердечные раны – я не знала. Алисия говорила, что ему стыдно показываться мне на глаза.

Но это были глупости.

В тот день ближе к вечеру она почему-то так и не появилась, и время приближалось к полуночи, когда я, бездумно уставившись в мерцающий экран телевизора над кроватью, все еще ждала ее. Так верно, словно она что-то мне обещала.

Я не искала неприятностей, но они, как это обычно водится, нашли меня сами.

– Кэри, нельзя не спать третью ночь подряд! – послышался за дверью звонкий голос Алисии, и через секунду она втолкнула своего братца, куда больше походившего на ходячий труп, ко мне в комнату. – Раз тебе нечем заняться, займись-ка ты делом. В конце концов это твоя наложница и твои обязанности. Заодно посмотришь, что ты наделал. А я, прости уж, еле на ногах держусь, – добавила она уже без всякой спеси и значительно тише. – Все будет хорошо. – А это адресовалось уже мне, вскочившей почти что в панике, не до конца готовой поверить, что она действительно собирается бросить меня наедине с мучителем. Что это за людоедское желание, чтобы я схлопотала еще одну беду с головой вдогонку уже поврежденной психике?

Но Алисия скрылась за дверью, не успела я и рта раскрыть. Оставила виснуть свое бесчеловечное и пустое «все-будет-хорошо» в воздухе, когда и так ясно, что ни черта уже не будет.

Конечно, ноги ее держали прекрасно. Судя по всему, она хотела отвлечь братца от мрачных мыслей, а в голову ей не пришло, что делать это с моей помощью довольно бессердечная затея для нас обоих. Да еще и в той же комнате, где жила Элен. Тут все еще пахнет ее шампунем.

Ланкмиллер пересек спальню и сел на мою кровать. В абсолютном молчании. Я сглотнула неожиданно подкативший к горлу ком и рассеянно опустилась обратно, только чуть подальше от него. Как будто ведром воды окатили. И даже телевизор на минимальной громкости в такой тишине казался оглушительным, и я выключила его, чтобы почувствовать, как звенит в ушах. Кэри был словно где-то совсем далеко мыслями, я же забилась в самый дальний угол кровати, обняв колени, потому что подозревала, что он так и до утра просидеть может. Что же мне теперь, всю ночь маяться?

– Алисия сказала, тебе нужно обработать спину, – наконец мучитель поднял на меня взгляд.

– Мне ничего не нужно, – буркнула я, вжавшись еще сильнее в огромную подушку у изголовья.

– Я не настроен спорить, – хлесткое, как любая из его пощечин.

А я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне больше никогда. Меня тошнит просто даже от твоего присутствия. Но спорить я тоже не настроена, у меня нет на это сил.

– Хорошо, – соскочила с кровати, стягивая себя хлопковую ночную рубашку. – При условии, что, когда ты закончишь, ты уйдешь.

На миг показалось, что в его взгляде промелькнуло удивление. Сложно было сказать, что его вызвало: мое быстрое согласие или достаточное количество спеси, чтобы ставить ему условия.

Я порывисто вздохнула, поворачиваясь к нему спиной. Хотелось, чтобы это быстрее закончилось. Благо Ланкмиллер не выглядел особенно заинтересованным в пытках. Он вообще делал все это, наверное, только потому что Алисия попросила. Его прикосновения, которых я так боялась, оказались вполне сносными, даже слегка унимали боль. От них не жгло кожу, но я все равно вздрагивала от каждого. Смоченная лекарством вата касалась спины, и в сознании оживали воспоминания.

Ланкмиллер тогда хорошо над ней поработал. Мстил мне или, может, наказывал за все то, что я успела натворить, пока принадлежала ему. За тот побег в Виктории, за жалкую попытку счеты свести с жизнью, за возвращение к Чейсу, за неумеренную наглость и оглушающую слабость, из-за которой я закончила так печально.

– Не понимаю, зачем держать меня здесь, если ты все во мне ненавидишь, – пробурчала больше себе в плечо, но холодный ответ вонзился под кожу сразу же.

– Будешь задавать неуместные вопросы, я высеку тебя еще раз.

Удушливая тишина, ложащаяся липкой пленкой на горло.

– Давай, – потерянно и тихо пробормотала я. Почувствовала, как он замер, и сама внутренне сжалась, ощущая, как леденеют пальцы.

– Неужели тебе мало боли? – меня развернули лицом, взяли за подбородок.

– Не знаю, ты скажи, как человек, который теперь определяет во мне ее количество, – хмуро огрызнулась я. Что-то резко царапнуло в его словах и в голосе, задело так сильно, что я едва не начала ощупывать себя в поисках того места, в котором открылось кровотечение.

Чертов ты урод, Ланкмиллер. Я не хотела слышать этого от тебя, поворачиваться к тебе лицом и видеть на нем это дурацкое выражение.

Те слова, которые он сказал Феликсу на кладбище, были правдой.

Кэри не выглядел особенно живым. Он был совсем другим сейчас, выгоревшим и горьким, и этим, наверное, здорово пугал Алисию. Ни прежней уверенности, ни ехидства, только кубометры боли и пустоты, ужасающие любого, кого заденут. Этого не бывает с такими людьми, как он. Страдание, скорбь, боль от потери – все это глубоко человеческие чувства, а Ланкмиллера лишь с большой натяжкой можно назвать человеком. Неправильность происходящего сводила меня с ума, дребезжала где-то глубоко внутри, и от нее начинало подташнивать.

– Что ты смотришь на меня так? – Он казался почти безоружным, когда задавал этот вопрос.

– Что, думал, все в твоей жизни будет просто? Отшлепаешь разок, посадишь на цепь, и проблема решена? А если что-то пойдет не так, ты всегда справишься с этим, перешагнешь, как всегда делал. Что, Кэри, не справился? Не смог перешагнуть, да? Ты сам загнал себя в этот тупик. Ты сам во всем виноват. Что ты уставился на меня? – Голос вдруг сорвался до хриплого и усталого, истеричные нотки угасли. – Ну ударь, если уж тебе от этого легче станет.

Я зажмурилась, ожидая, что за это-то он из меня точно дух выбьет.