У Варвары никогда не было таких вещей. Вообще курток у неене было, она считала себя слишком толстой для курток, имея странный гибридкуртки и пальто, и он ужасно ей не шел, зато был очень практичен.

— Димка, — пробормотала Варвара, таращась на себя в зеркало,— спасибо тебе. Я тебе клянусь, что все верну в целости и сохранности, чистое иновое.

— Ты вся в ценниках, — сказала Таня, — повернись, я отрежу.

Варвара оборотилась к зеркалу спиной и пыталась рассмотретьсвой зад. С ее точки зрения, зад выглядел неплохо. Куртка все скрывала.

— Да не вертись ты!

— Тань, ты поаккуратней, смотри лишнего не отрежь.

— Язык тебе отрежу.

— Господи, какая куртка!.. Сказка, а не куртка! А, Тань?

— Куртка как куртка. И пошли, пошли, я спать хочу, а мне ещековбоя на ночь устраивать.

— Я не ковбой, а физик, — пробормотал Димка упрямо.

Когда они вывалились на темную улицу, к Таниным «Жигулям»первой модели, пошел снег. Он был мартовский, мелкий, жесткий, как будтосморщенный от старости и такой же старчески колючий.

— Осторожно голову!.. — предупредила Таня, когда Димка,кряхтя, полез в салон. — Там антифриз на полу, вы его отодвиньте за другоесиденье. Варвара, возьми тряпку и протри фары. Мы еще будем греться.

* * *

Человек, который, распластавшись, лежал на сиденье своеймашины, слышал ее громкий, решительный, «докторский» голос. Ее спутников он невидел, но этого и не требовалось, он слышал их голоса. Самое главное узнать,куда они теперь поедут.

Он узнает и накажет эту бешеную суку за все — засамодовольство, наглость, за все несчастья и беды!.. Она заслужила наказание!Она ведет себя как проститутка, шлюха! Он накажет не только ее. Он накажет имужчину тоже — слизняка, подонка! — и все наконец-то поймут, чего он стоит!

На другом конце города другой человек оторвался от монитора,крепко, всем телом потянулся и потер шею. Он не любил подолгу сидеть закомпьютером, хотя и приходилось. В одной только майке было холодно, и он,поняв, что сильно замерз, накинул на необъятные плечи теплую фланелевую рубаху.

Надо сварить кофе. От коньяка он немедленно уснет, а спатьбыло никак нельзя.

Итак, завтра, рейс в девять двадцать, «Чешские авиалинии».

Что это? Совпадение? Или все было задумано заранее?

Если заранее, значит — бегство?

* * *

В самолете неожиданно выяснилось, что Варварин билет —первого класса.

Она долго не могла понять, чего от нее хочет веселенькаяпроводница в красном и бежевом, непривычном для русского глаза, костюме, иупиралась, и не шла, и боялась, что произошла какая-то путаница с местами исейчас ее высадят, проводница все повторяла «прошу, пани» и манила Варвару засобой, а она все не решалась и перегораживала проход, и пассажиры толпились заней и нетерпеливо выглядывали, а потом оказалось, что место у нее — в первомклассе.

Уф, как неудобно.

Как была, в сногсшибательной Димкиной куртке, она плюхнуласьв широкое кресло, прижимая к груди худую сумку, где были документы и тристадолларов, выданные Семен Прокопьичем стодолларовыми купюрами, и еще роман подназванием «Знак беды», позаимствованный у Тани. Рюкзачок с вещамикрасно-бежевая стюардесса затолкала под сиденье. Варвара пошерудила ногой —вещи были на месте.

Варварин сосед, со всех сторон окруженный газетой, вздрогнули громко чихнул.

— Будьте здоровы, — пробормотала Варвара.

— Спасибо, — ответили из-за газеты.

— Положить, — весело спросила красно-бежевая, распахивая надголовой у Варвары белый ящик и ударяя на слог «ло», — куртка?

— Нет, нет, — отказалась Варвара, старательно улыбаясь. Онаслышала, что все иностранцы все время улыбаются, такая уж у них, у иностранцев,сущность. — Я потом. Я сама.

— В лайнер тепло, — проинформировала красно-бежевая, —очень.

Но Варваре не хотелось расставаться со своим сокровищем.Очень уж она была хороша в этой куртке, просто загляденье.

Конечно, не так хороша, как Вика Горина, но ведь говорят,что есть мужчины, которые любят… которым нравятся… полные женщины. Кстати,красотка Вика тоже не замужем, хотя, казалось бы…

Газета вздрогнула, и сосед опять чихнул.

«Простужен, наверное, — решила Варвара. — Как бы меня незаразил».

В кармане рюкзака у нее был тюбик оксолиновой мази, всунутыйТаней на всякий случай. Варвара нагнулась и стала искать мазь. Это было трудно,потому что рюкзак лежал совсем другим боком, и сначала нужно было найти карман,а потом мазь.

Потом заговорили динамики — Варвара все искала и перестала,только когда динамик по-русски извинился за то, что «члены нашего экипажа не говорятпо-русски». Так как динамик говорил совершенно точно по-русски, Варвара долгоне могла понять, что, собственно, имеется в виду.

Потом самолет поехал.

Варвара моментально забыла обо всем на свете — о чихающемсоседе, о мази, о куртке, — потому что это было чудо.

За круглым стеклом иллюминатора стало совсем светло, иВарвара видела аэропорт, и другие самолеты, и огромные машины, которые плылимимо и были отрезаны от них, потому что оставались на земле, а они собиралисьлететь.

Самолет чуть подрагивал длинным и крепким телом, готовился кработе, как будто поигрывал мышцами, настраивался, и это было так… эротично,что Варвара раскраснелась, а потом устыдилась. Впрочем, этот самый первый классбыл устроен как-то так, что она чувствовала себя в полном одиночестве, и дажесосед со своим чиханием и газетой не мешал ей.

Когда самолет чуть притормозил, а потом вдруг ринулсявперед, разгоняя и разгоняя себя, а потом прыгнул в воздух, и воздух удержалего — тонны стали, приборов, машин, людей! — и земля стала стремительно уходитьвниз, как будто отъезжала невидимая камера, Варвара поняла, что плачет — простотак, ни от чего, от того — и тут ей стало совсем стыдно.

Она независимо высморкалась в бумажный платок, хотеласпрятать катышек в карман, но пожалела куртку и зажала его в руке. И посмотрелапо сторонам.

Газетный сосед опять чихнул и жалобно всхлипнул.

— Будьте здоровы, — бодро пожелала Варвара.

Газета зашуршала, съехала, примялась, и прямо перед нейоказалось выбритое до синевы лицо и глаза, как будто обведенные черным.