дочери, мне вообще нет до этого дела, я хочу спасти своих людей!

– Вот это-то и странно! – Грэйккон шагнул вперёд и гневно взглянул ему в глаза. – Что с тобой,

Торниэн? С каких это пор Владыке Серебряного Города нет дела до человеческого сердца?

Торниэн ничего не ответил, только сжал зубы и нахмурился. Из темноты вынырнули ещё

несколько конников. Один из них держал под уздцы свободную лошадь. Торниэн тяжело поднялся в

седло и, не глядя на Грэйккона, глухо спросил:

– Так она поедет или нет?

– Она поедет. И пусть маленький Кру поедет с вами. Он будет помогать ей. К тому же, мне надо

отлучиться сегодня ночью, а я не хочу оставлять его одного.

***

В просторных залах пещеры горели факелы. В их тусклом свете виднелись деревянные лежанки,

поставленные ровными рядами, стена с оружием и множество боковых проходов. Некоторые из них

были глухими и образовывали в стене ниши, похожие на неправильно-округлые комнаты. В одной из

них была сложена провизия и немудрёная кухонная утварь, в которой варили простую солдатскую

еду, в другой устроили оружейную, ещё в одной, ближней к входу, держали овёс для лошадей. В

глубине пещеры виднелась ниша, отделённая занавеской – комната Торниэна, хотя спать он

предпочитал в больших залах вместе с воинами, а чаще просто сидел всю ночь напролёт у огня,

разведённого в углублении стены: здесь в нише была трещина в скале, уходившая вверх

естественным дымоходом.

Кроме того, в пещере были ходы, которые тянулись вглубь горы, достигая иногда даже её

поверхности. Часто оттуда дул лёгкий ветерок, принося с собой запахи леса, поздних ягод и прелой

листвы. А в самом низу, в проходах, уводящих глубоко под землю, били горячие источники.

Но сейчас Айви не увидела почти ничего. Как только отряд въехал под высокий каменный свод,

она соскочила с лошади и, стянув с седла сумку, побежала к кучке воинов, опускающих на одну из

лежанок бесчувственного товарища. Тот был совсем плох: рана проходила у самой шеи, край

нагрудника был замят страшным ударом, лицо его приобрело сероватый оттенок, он тяжело дышал и

не открывал глаз.

– Больше света! И много тёплой воды! – скомандовала Айви, наклоняясь, и напряжённо

осматривая большое бурое пятно, медленно расползающееся на груди крепкого русоволосого парня,

– И снимите латы, а кольчугу… лучше разрежьте.

Несколько воинов сорвались с места и, словно обрадовавшись, кинулись исполнять приказание.

Торниэн с факелом в руках подошёл и, отшвырнув в сторону пояс с мечом, опустился на колено, с

нескрываемой мукой на лице вглядываясь в закрытые глаза и пересохшие губы раненого. Айви

вытряхнула на каменный пол содержимое сумки и, быстро найдя то, что нужно, проворно

обработала рану. Через минуту кровь остановилась.

– Помоги мне, Владыка, – попросила она, наливая в ложку сильно пахнущую тёмную жидкость и

поднося её к губам воина.

Торниэн осторожно приподнял его голову.

– Доравис! – тихо позвал он, склонившись над неподвижным лицом, – Доравис…

Айви влила лекарство в чуть приоткрытый рот и замерла в тревожном ожидании. Торниэн поднял

на неё взгляд, полный боли и исчезающей надежды, но она только вздохнула и грустно покачала

головой. Он опустил глаза и, отвернувшись, сухо скомандовал:

– Остальных раненых – дальше, вглубь пещеры.

– Остальных раненых – ближе к выходу, – туда, где будет много света и воздуха! – возразила Айви.

Торниэн повернулся к ней и мрачно заметил:

– Я думал, что здесь я отдаю приказы…

– Пока будем бороться за власть, твои люди умрут от потери крови. Раненым нужен воздух, а мне

нужен свет, – сухо заметила Айви, не отрывая взгляда от лица Дорависа.

Торниэн сжал зубы и медленно повёл подбородком, словно ему тоже не хватало воздуха. Воины в

нерешительности смотрели на него.

– Значит, вот об этом «беззащитном» сердце говорил мне Грэйккон! – язвительно протянул он.

– Ты о чём, Владыка? – удивилась Айви.

– Ни о чём! – буркнул он и, сунув кому-то в руку свой факел, кивнул головой в её сторону и

нехотя приказал: – Делайте, что она говорит!

Он поднял меч и, не оборачиваясь, пошёл вглубь пещеры. Айви посмотрела ему вслед: кольчуга,

разрубленная на левой лопатке, висела несколькими рваными клочками, вся спина была залита

кровью.

– Владыка, ты ранен, я перевяжу тебя…

Он на мгновение остановился и хмуро бросил через плечо:

– Я сам перевязываю свои раны.

***

Торниэн зашёл в комнату, задёрнул занавеску и, не снимая кольчуги, рухнул на лежанку лицом

вниз. Так лежал он долго, не шевелясь. Тревога сжимала его сердце. Тревога за судьбу Серебряного

Города. Тревога за людей, которые пошли за ним, и которые будут идти до конца, как этот молодой

воин, что там сейчас умирает. Доравис зовут его… Его имя означает «подарок Царя». Подарок

Великого Царя…

Торниэн с трудом повернул голову и посмотрел на нагрудник, стоящий в углу: Золотой Город

тускло поблёскивал в свете факела, такой далёкий, едва различимый за слоем засохшей грязи.

«Точно, как в моём сердце…» – с болью подумал он, не в силах оторвать взгляда от слабого золотого

мерцания, пробивающегося между бурыми бесформенными комками. В голове всплыла песня,

которую с давних пор пели жители Серебряного Города и которую он знал с детства:

Величием и силой увенчан властелин

Просторов Элефтерры – утёсов и долин.

Сидит король на троне, могуч и справедлив.

Рубин в его короне – не просто дар земли.

Он – капля алой крови с чела Царя Царей.

Пролив её, от рабства он искупил людей.

Рабам, освобождённым великою ценой,

Он приготовил Царство и Город Золотой…

И Город Золотой…

Торниэн не заметил, как уснул. Проснулся он поздно ночью. Рана нестерпимо болела. Он

вспомнил, как чёрный воин, выпрыгнув из густой листвы раскидистой ивы, мирно склонившейся у

ручья, коротко взвыл и взмахнул мечом. Торниэн чудом успел пригнуть голову – и страшный удар

пришёлся на лопатку, прорубив кольчугу и плоть до самой кости. Враги нападали сверху и сбоку, по

двое-трое наваливаясь на каждого всадника, не давая опомниться и стаскивая людей Владыки с

коней прямо в журчащую воду. Некоторые не успели даже вынуть оружие, пришлось махать

кулаками. Но многие, всё же, успели… Торниэн мрачно улыбнулся: ни одна чёрная тварь не улизнула

в этот раз. Но уж слишком высока цена. Думать об этом было невыносимо.

Он медленно поднялся и снял кольчугу, потом попытался снять рубашку, но она намертво

присохла к ране. Он сжал зубы и рванул её изо всех сил. Тело пронзила острая боль, в глазах

помутилось, и он, глухо застонав, снова опустился на лежанку. По спине потекла кровь. Намочив в

воде