– А я вот слыхала, если чего-то очень боишься, то оно исбудется.

– А я не очень боюсь, так, немножечко побаиваюсь.

– Хорошая ты баба. Дай тебе Бог… – тяжело вздохнулаАлена и пошла работать.

Да что ж это такое? В последнее время у меня создаетсявпечатление, что все кругом считают, будто я не пара Глебу Ордынцеву. Дажеродная бабушка…

Она, правда, выразилась очень мягко: мол, мне будет с нимтрудно… А кому и с кем легко? Что-то я не знаю… Мне-то как раз с Глебомдостаточно легко.

Было, во всяком случае. Жизнь у нас была трудная, теперьдолжно стать полегче… Но ведь сон про эстафету я начала видеть уже года дваназад, когда нынешними успехами еще и не пахло. Фу, как противно пахнетшпаклевка… Настроение у меня совсем упало.

Я посмотрела на свои руки. От роскошного маникюра неосталось и следа. Ну ничего, до приезда Глеба я еще успею привести их впорядок. Я глянула в зеркало. Да, вид у меня далеко не авантажный. Чувырласамая типичная. И как назло, эта корреспондентка теперь всем расскажет, что ячувырла. Хотя у меня ремонт, это все-таки оправдание.

Мои грустные мысли прервал звонок Ульяши.

– Сашка, как дела?

– Нормально. Комната почти готова!

– Слушай, есть возможность поехать в «Икеа» сегодня, тыкак на это смотришь? Не боишься девочек одних оставить?

– Да ты что! У нас и брать-то нечего, да и вообще, ониочень хорошие девочки. Уля, а что это у тебя с голосом?

– Что у меня с голосом?

– Он какой-то ликующий. Ты ликуешь?

– Есть немножко!

– У Сигизмундыча была? – догадалась я.

– Представь себе!

– И что?

– Не по телефону!

– Уля, ты меня пугаешь!

– Я сама испугана, если хочешь знать. Так я за тобойзаеду, а?

– Когда?

– Минут через сорок. Заодно посмотрю на твой ремонт.

Когда Уля вошла, я ее не узнала. Она помолодела лет надесять. Глаза блестели, и чувствовалось, что ее просто распирает радость.

– Ну, девки, класс! – закричала она, войдя вкомнату. – Я же говорила, что они умеют работать!

Кстати, мы сделали одну грандиозную глупость!

Надо было сперва отциклевать полы, а потом уж клеить…

– Не волнуйтесь, Ульяна Михайловна, – перебила ееНина, – у нас есть один циклевщик, все сделает в лучшем виде, у негомашинка просто улет! Почти нет пыли, и к тому же можно будет стены пленкойприкрыть. Не волнуйтесь. В пустой квартире работать-то просто… Между прочим, унего шведский лак – чудо! Не пахнет вообще, сохнет за два часа, и никакихсоплей…

– Соплей? – переспросила я.

– Ну да, – засмеялась Нина. – Мне сильнолакированные полы всегда застывшие сопли напоминают. А тут никаких соплей, уполов такой вид, будто никакого лака нет. А грязь отталкивает.

– Да-да, это то, что нужно! – энергичносогласилась Ульяша. – Это довольно дорого, но стоит того, тем более еслимы будем обставляться в шведском стиле. Самое оно! Я уже вижу эту комнату,Сашка! Ну поехали?

– Ульяна Михайловна, вы что, мебель собираетесьпокупать? – поинтересовалась Нина.

– Да, а что?

– И сразу ее сюда привезете?

– Ох, черт, ты права, Нинулька, рано еще, да?

Сперва надо отциклевать. Ну ничего, мы сами все равнопривезти не сможем, закажем доставку на понедельник. К понедельнику вашциклевщик управится?

– Мы с ним еще не говорили.

– Должен управиться, ничего не знаю! В пятницувозвращается хозяин, и все должно быть готово! А нам еще мебель приводить вчеловеческий вид, так что, девочки, вся ответственность за встречу кинозвездыложится на вас! Все, Санька, поехали!

И она буквально вытащила меня из квартиры.

Когда я села с ней в ее раздолбанные «Жигули», первым деломспросила:

– Уля, что такое сделал Сигизмундыч, ты вся светишься!

– Пока он еще ничего не сделал, он только сказал…

– Что?

– Что я действую на него как кумулятивный снаряд.

– Это еще что такое? – рассмеялась я.

– Вот и я не знала, а он объяснил, это такой снаряд,который пробивает маленькую дырочку и выжигает все внутри…

– Ни фига себе комплимент!

– Мне понравилось… – смущенно засмеялась Уля, заводямотор. – И вообще, когда я с ним разговариваю, я забываю, что мнепятьдесят шесть, что я… И еще… такое ощущение, будто я знаю его сто лет… И,по-видимому, у него тоже… Понимаешь, он мне за час столько о себе рассказал…

– Ты влюбилась!

– Нет, еще не влюбилась, но… Это уже не кажется мненевозможным, понимаешь?

– Понимаю, что ж тут не понять.

– Санька, тебе тоже необходимо влюбиться! Ничегопрекраснее нет!

– Так я уже…

– Шутишь? В кого?

– Уля, что за вопрос!

– Ты хочешь сказать, что до сих пор влюблена в Глеба?Глупости! Так не бывает!

– Почему не бывает? Я вот смотрю фильм и заново в неговлюбляюсь, открываю в нем что-то новое…

– Ты безнадежная идиотка! – махнула рукойУля. – Проорала свою жизнь ради красивого актера.

Ты же была умная, интеллигентная девочка, острая, а во чтопревратилась? Впрочем, это мое сугубо частное мнение. Извини.

– Уля, почему ты так говоришь? Ты же знаешь, как всеполучилось…

– Знаю, знаю. Я вообще в этой жизни слишком много знаю.

– Что ты хочешь сказать? Ты знаешь что-то про Глеба,да? Что-то плохое?

– Глупости! По-твоему, весь мир вертится вокруг твоегоГлеба?

– Нет, просто мне показалось…

– Когда кажется, надо креститься, – проворчалаона.

Дальше мы ехали молча. Уже за «Соколом» она спросила:

– А ты к бабке-то собираешься?

– Конечно. Только осенью, летом там жара жуткая. Я поней скучаю. Странно, да? Общались всего ничего, а я ее ощущаю такой родной… Тыне подумай, что из-за денег…

– Сашка, ты совсем глупая стала, да? По-твоему, я непонимаю таких простых вещей?

– Уля, не ворчи. Давай лучше подумаем, что нам надокупить в первую очередь, – постаралась я перевести разговор. И мне этоудалось.

– В первую очередь ты должна решить, на чем ты хочешьспать со своим прынцем. На диване или на кровати. Потому что, на мойпросвещенный взгляд, в однокомнатной квартире кровать надо прятать заперегородкой, а диван – нет. Я понятно объясняю?