Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мучительный стон окрашивает воздух в мрачные оттенки, доходит до холодной твердой стены крошечной комнаты, отскакивая и сталкиваясь с противоположной, а затем повторяет свой путь бесчисленное количество раз. Кажется, этот звук настолько беспокоен, что для него нет пределов и остановок, и даже его медленное затухание говорит только о переходе в бесконечность. Железный прут сжимается на голове девушки, врезаясь в тонкую кожу, отдаваясь невыносимой нарастающей болью в костях. Еще немного и череп треснет. Ну, еще немного, скорее бы.
– Но на этом мучения не заканчиваются. Это только начало. Только символ того, что человек пришел в эту жизнь, чтобы страдать. Дальше у новорожденного ребенка начинаются колики.
Пальцы в резиновых перчатках цепляют шприц с длинной иглой. В глазах мутно, но невозможно не понять, что происходит, нельзя убедить себя, что все в порядке, и девушка просто спутала картинку с совершенно другой, похожей.
– Отпустите, я ничего не расскажу, – всхлипывает пленница, – я ведь вам ничего плохого не сделала. За что вы так со мной?
– Напротив, ты прекрасна. А твоя жизнь полна боли. Я хочу спасти тебя от этого мира. Нет ничего хуже, чем такое существование. Ты скоро сама это поймешь. И тогда я освобожу тебя.
Только закончив говорить, мужчина вонзает длинную иглу в живот жертве и вводит препарат, отчего кажется, что утроба разрывается изнутри. Внутренности распирает, а затем снова сдавливает спазмами боли, девушка заходится криком в неконтролируемом приступе.
– В любой момент ты можешь попросить меня остановиться. Только скажи «убей», и все закончится.
Жертва молчит. Тишина прерывается только непроизвольным поскуливанием. Большие соленые капли стекают по ее опухшим векам, бледным щекам, прокатываются через искусанные губы и смачивают воротник серой рубашки.
«Прекрасный цвет, мокрый асфальт», – проносится в голове у дизайнера, и он уже видит детали нового творения.
А девушке лишь хочется, чтобы это скорее закончилось, уже все равно, как, но она еще боится вымолвить согласие на предлагаемый конец. Безрассудная надежда на иной исход все еще сидит в потайном уголке души, дрожащая от страха, она все еще зачем-то жива. Для надежды не имеет значения ни то, что ее никто не слышит, ни то, что ее никто не будет искать. Тонкая багровая струйка прокладывает путь вниз, собирая капли пота с холодного лба и попадает прямо в правый глаз, затмевая и так неясный взор, раздражает роговицу, вынуждая часто моргать.
Спазмы в животе заставляют корчиться в попытках сжаться к источнику боли, хочется свернуться в клубок. Но руки и ноги плотно прикреплены к конструкции, напоминающей одновременно кресло гинеколога, стоматологическое и пыточное. Щиколотки, запястья болят и немеют при попытках освободиться, невозможно ни на секунду облегчить мучение, даже попросту коснувшись больного места, не говоря о чем-то большем.
Рыдания сменяются молитвой, шепотом, криком «мама», зовом на помощь. «Мама!» – И в полубреду девушка ощущает нежную теплую руку на макушке и слышит тихий голос, который убеждает, что все будет хорошо, это всего лишь небольшой ушиб, крови совсем нет. Кожу обдает легкое дуновение, облегчающее, исцеляющее любой недуг. Но через секунду чужой непрошеный голос снова раскалывает череп надвое.
– Видимо, я должен объяснить подробнее. Перейдем к «растущим» болям. Подростки часто испытывают их в переходном возрасте. Может, они были и у тебя… Не помнишь? Давай вспоминать.
Сердце сбивается с ритма от одной догадки о том, что сейчас будет происходить. Все тело колотит от страха, а из-за хаотичных подергиваний металлические кандалы на руках ранят кожу.
Мучитель, одетый во все черное, мрачный, как сама смерть, бесшумно, с каменным выражением лица, глухой к крикам о пощаде, жадный и, как следствие, хладнокровный наблюдатель чужих мук, встает по левую сторону от кресла и поворачивает какой-то рычаг. Его глаза смотрят сквозь пространство, уголки губ расслаблены и опущены, словно подтверждая, что это не человек, это монстр без лица и эмоций, не способный правильно понимать происходящее вокруг. Все его внимание, переживания, ощущения сейчас собраны внутри самого себя, там, куда не достучаться. Все остальное лишь средство к получению того, что наполнит его изнутри, даст ощущение взрыва, значимости, удовлетворения, свершения самого главного, исполнения своего предназначения. Деланный вершитель судеб.
Отчаяние душит все другие чувства, от страха до ненависти. Боль достигает того уровня, на котором сознание начинает работать с поломками, потому чувствовать все больше невыносимо. Теперь девушка ухмыляется, думая про себя, что он никто. Он лишь часть адского механизма, который захватил жертву в плен, он лишь та самая бездушная сила инерции, захлопывающая капкан, потому что в этом и есть смысл ее существования. Без толку взывать к сочувствию, бесполезно обвинять.
Она чувствует, как кресло под ней расходится посередине, растягивая тело в в противоположные стороны. Сухожилия натягиваются и надрываются. Нечеловеческое рычание наполняет помещение. Остановка за гранью безумия. Ноги теряют чувствительность. Голос доносится из другого мира, связь с которым теряется с каждой секундой.
– Что ж… Ты уже вспомнила, что такое проходить через родовые пути, испытывать колики и растущие боли. Но ты ведь женщина, а значит тебе предстоит рожать и самой.
Силуэт разворачивается, удаляется, берет что-то с тумбочки возле стены и приближается снова. Сквозь поволоку девушка угадывает в его руках очертания огромных щипцов. И эта сволочь, мать его, он собирается поднести их прямо к ее…
– Убей, – хрипло шепчет пленница.
– Что? Прости, милая, я плохо расслышал.
– Убей! – выдыхает она из последних сил.
– Умница. Я же говорил, что скоро ты все сама поймешь. Это заняло у нас всего, – он смотрит на часы, – сорок пять минут. Время смерти двенадцать часов тридцать семь минут после полуночи.
Девушке хочется плюнуть ему в лицо, но она не в состоянии даже моргнуть. Она сказала это, теперь осталось только ждать, когда все закончится. Теперь все будет хорошо.
Убийца подходит донельзя близко, металлический прут на голове щелкает под его пальцами и выпускает из своих оков. Несколько мокрых дорожек, начинаясь из кровавого кольца, щекочут лоб. Мучитель меняет их направление, вытирая большим пальцем и превращая в бурую мазню на щеках. Запускает пальцы в волосы, сжимает виски и смотрит прямо в глаза. А затем резко сворачивает голову. Раздается отвратительный треск. Дыхание застывает на холодных синеющих губах. Лицо Егора наконец оживляется. Он улыбается, выпрямляет спину, запрокидывает голову и с облегчением выдыхает. Он видит, как с освобождением девушки взмывает ввысь и частичка его души. Осталось сделать фото. Евгения. Позже он запишет ее имя в свой ежедневник. Еще позже