и местные, и немцы, и полицаи. Первая очередь пулемёта нашпиговала свинцом жирного палача, вторая — перестрелила верёвку на виселице, в том месте, где она была привязана к перекладине! Выбитые пулями из перекладины, щепки веером брызнули во все стороны. Антонина, держась руками за внезапно ослабшую петлю на шее, рухнула на уже мёртвого палача. А пулемётчик в русском танке мгновенно перебросил огонь на охваченных паникой фашистов, выстригая голые проплешины в их рядах. Огонь танкового пулемёта был дьявольски точен: длинными и злыми, точно рассчитанными очередями, пулемётчик-снайпер буквально выпиливал фашистов и полицаев из толпы, чудесным образом не задевая своим метким и убийственным огнём никого из местных.

Если бы эту сцену мог лицезреть сторонний наблюдатель, то он с удивлением отметил бы поразительную согласованность действий пулемётчика и того, кто вёл танк: как только пулемёт, скашивая очередную группку разбегавшихся фашистов, упирался в крайнюю точку своего сектора обстрела, в то в тоже мгновение мехвод, не прекращая движения, тут же чуть-чуть притормаживал соответствующую гусеницу, подразворачивая танк в нужную сторону.

Не снижая скорости, полоща вправо и влево пулемётными трассами, и немного вихляясь при этом из стороны в сторону, танк с разгона вылетел на центральную площадь.

***

За полминуты до начала боя Агния вогнала себя в «боевое состояние», мир вокруг неё скачком расширился, и она в одно мгновение вдохнула в себя всю картину предстоящего боя. И теперь всё делалось как бы само собой: никаких поправок на рывки танка — он сам доворачивал туда, куда ей было необходимо, никаких просчётов траектории движения разбегающихся фашистов — каждое последующее мгновение боя ствол пулемёта смотрел именно туда, куда его направляла её неумолимая воля. Ей даже не надо было смотреть в ту малюсенькую амбразуру на маске пулемёта — усилием воли она расширила диапазон своего зрения, и видела всё сейчас так же хорошо, как если бы броня перед ней стала прозрачной.

***

Танк, поднимая фонтаны грязи, и беспрерывно поливая огнём из пулемёта разбегавшихся фашистов, за восемь секунд проскочил отделявшую его от площади сотню метров, и лихо развернувшись, тормознул, загородив своим корпусом лежавшую с обрывком верёвки на шее девушку.

— Агния, Пашка! Прикройте меня! — Андрей схватил ППШ, и откинув люк на крыше башни, ужом выскользнул из танка. Агния тут же, бросив курсовой пулемёт, выхватила ТТ из кобуры, и быстро, как молния, метнулась ко второму башенному люку. Паша схватил лежащий под рукой автомат, приоткрыл люк мехвода и высунув в образовавшуюся щель тупое рыло своего ППШ, дал куда-то вперёд очередь для острастки, и захлопнув люк, опять положил руки на оба рычага.

***

Антонина с трудом открыла глаза и на фоне разбегающихся, плавающих красно-бордовых кругов увидела перед собой большой тёмно-зелёный в белых разводах танк. У танка на башне откинулся люк, и с брони на землю скатился человек в грязном комбинезоне и с автоматом в руке, а из открытого второго люка тут же высунулся…. Ангел!

Ангел был самым настоящим: с божественно красивым лицом, со светящимся нимбом над головой, и с большими белыми крыльями. Но почему-то тоже в грязном, окровавленном комбинезоне, да ещё и с большим чёрным пистолетом в руках. Он держал пистолет обеими руками и быстро стрелял куда-то в сторону кормы танка. Короткими и точными движениями рук перенося огонь с цели на цель, Ангел бегло высадил все патроны; выдернул пустой магазин, воткнул новый — и всё это единым, слитным движением. И снова открыл беглый огонь. Она видела ангела в мельчайших подробностях: губы его были плотно сжаты, широко открытые глаза горели огнём; она даже видела, как при каждом выстреле подрагивают кончики распушённых перьев на его белых крыльях. Видение было настолько нереальным, что Антонина замерла, не в силах совершить движение. Ей казалось, что она уже умерла, и ….

— Давай руку! — хрипло крикнул парень в грязном комбезе. И не дожидаясь её ответа, схватил её за руку и волоком, как мешок с картошкой, потащил к танку. Она наконец-то провалилась в пустоту…

***

— Андрей, быстрее! Они уже очухались!

— Тяжёлая! — он забросил свой ППШ за спину, ухватил бесчувственную девушку в охапку, и поднатужась, взгромоздил её, как кулёк, на броню. Вскочил сам, перехватил её ещё раз, просунул головой в люк, столкнул вниз, вслед за ней нырнул и сам, спинным мозгом ощущая, как барабанят пули по броне рядом с ним.

— Паша, ходу!! — но танк и так уже рванул с места, как застоявшийся конь.

Танк, натужно ревя мотором, рвал по главной улице села — позади осталась площадь, виселица и куча фашистов, которые, отойдя от первого шока, теперь поливали удалявшийся танк из всех стволов, имевшихся у них в наличии.

— Колонна! Грузовики! — заорал Пашка.

Впереди, действительно, показалась колонна немецких грузовиков, въезжавшая в село. До неё было метров сто. Впереди ехали три мотоцикла с колясками.

— Паша, дави их! — Агния ударила его по плечу. Пашка на мгновение повернул к ней своё лицо, и опять ощутил на себе тот самый смертельно-холодный огонь из её глаз: «Ведьма! — мелькнула молнией мысль, — натуральная ведьма!». По спине опять табуном промчалось стадо мурашек.

Разбросав со своего пути, как кегли, три мотоцикла, танк на полном ходу врубился в колонну грузовиков.

Удар!

Удар!

Опять удар!

Казалось, что весь бронекорпус танка, собранный из толстых, сорокапятимиллиметровых листов стали, жалобно стонал и жаловался на судьбу при каждом ударе. Грохот стоял такой, что уши отказывались что-либо слышать, а танк при ударах, следовавших один за другим, било и валяло так, что удержаться на своих местах было практически невозможно. Андрей повалился на пол при первых же ударах, Пашка же, согнувшись на своём сидении, и мёртвой хваткой держась за рычаги, каким-то чудом держался, да ещё и управлял машиной.

Внезапно тряска, рывки и удары кончились, и танк, плавно покачиваясь на подвеске, помчался дальше. Колонна из разбитых и раскиданных в стороны грузовиков осталась позади…

На выезде из деревни стояли ещё четыре мотоцикла и… тяжёлый танк «Тигр».

*** Тяжёлый немецкий танк стоял за крайней хатой, из-за которой высовывался только лишь набалдашник его дульного тормоза. Двигатель был заведён, экипаж был на своих местах. И они уже были предупреждены по рации о каком-то сумасшедшем русском танке, который несётся по центральной улице села в их сторону, разнося всё в мелкую труху. Из-за дома, закрывавшего вид на дорогу, командир танка не видел того, что происходило на дороге, но видя паническую реакцию стоявших на дороге мотоциклистов (они лихорадочно и почему-то все разом начали сруливать с дороги на обочину), он,