боевого отделения, поджав под себя вконец окоченевшие ноги, и натягивая оборванный подол на разбитые в кровь коленки, молчала. Андрей молча расстегнул комбез и стал стягивать с себя свитер, который был одет у него под комбезом.

***

Болело всё тело, любое движение отдавалось болью, любой толчок от движения танка отзывался, казалось, во всех внутренних органах. Но это было ничто, по сравнению с тем счастливым спасением, которым она была обязана вот этим двум, нашим, советским парням и этому…. Нет, этой…. Антонина никак не могла определиться, кто это сейчас сидит перед нею. Вроде девушка. Но откуда крылья? Она же их отчётливо видела! И этот огонь в глазах… Страшно болела голова, буквально раскалываясь на части.

— Ну всё, приехали… — прохладная ладошка легла ей на грязный, со следами запёкшейся крови, лоб. Совсем близко она увидела её глаза. Добрые, успокаивающие — совсем не такие, какими они были ещё несколько минут назад: страшные, с полыхающим в них огнём. В голове повеяло тёплым ветерком, запахло мятой и полынью. Где-то внутри, под макушкой, как будто прошёлся котёнок, приятно щекоча своими мягкими лапками.

— Давай-ка, Антонина, я эту проклятущую верёвку с тебя сниму, — и добрые, мягкие руки, уже быстро и ловко стягивают с шеи обрывок верёвки с петлёй, всё ещё обхватывающей шею. Голова уже почему-то не болит. Агния помогла ей надеть свитер, и принялась стаскивать с себя грязные унты. Под ними были унтята6, сняла и их:

— Это тебе на ноги. Андрюша, и ты тоже снимай свои унтята, Антонине поверх моих оденем! Её надо согреть!

— А ты… вы… вы… ангел? — вдруг неожиданно для самой себя хрипло выпалила Антонина.

— конечно, кто же ещё? Ангел, — мягко улыбаясь, ответила ей её собеседница, — откуда же, спрашивается, я знаю, как тебя зовут? Давай-ка я тебя немного полечу, моя хорошая! — при этих словах она взяла её за плечи, расправила их, принудив её распрямить спину.

— Ну-ка, руки дай сюда, так, сядь ровно, ноги вытяни, — она обернулась, — Пашка! Нечего глазеть, лезь наверх, к Андрею. Вон, сидит человек, занимается делом, — она ткнула пальцем на ноги Андрея, которые он спустил в люк, сидя на башне с ППШ в руках, — и ты займись! Мы от фашистов то не так далеко и ушли!

Пашка молча полез на броню, наверх к Андрею.

Вылез, спрыгнул с брони на землю, обошёл танк со всех сторон, стал осматривать ходовую.

Внезапно снизу послышались сначала его чертыханья, а потом и весёлый отборный мат.

— Чего там? — вытянул шею Андрей, пытаясь заглянуть сверху с башни вниз, туда, куда смотрел Пашка.

— Да тут… фриц… на гусеницу намотало… вернее, уже не фриц, а то, что от него осталось.

Андрей спрыгнул в неглубокий мокрый снег, наклонился в ту сторону, куда указывал пальцем механик-водитель.

Сначала он ничего не понял, а когда разглядел в подробностях, то едва справился в приступом тошноты: на одном из катков была намотана синюшно-красная кишка вперемешку с дерьмом и грязью. Танкист пошёл вдоль танка, деловито осматривая ходовую часть.

— О, гляди-кась! Ещё гансик! От этого чуть поболе осталось!

Андрей, подавляя в себе приступы дурноты, перевёл взгляд дальше к корме танка и увидел застрявший между гусеницей и надгусеничной полкой обрывок немецкой шинели и окровавленную кисть руки. Раздробленные белые кости торчали из разорванной плоти.

— Тьфу ты, бля! Натуралист хренов! — Андрей разразился ругательствами в адрес танкиста.

— Что, не нравится? — отреагировал механик-водитель, — а ты думаешь, что когда ты со своего аэроплана на фрицев бомбы кидаешь, от них что-то другое остаётся?

Андрей сразу не нашёлся, что ответить, и отвернулся, справляясь с тошнотой.

— Да хер его знает… — ответил он чуть погодя, — думаю, что то же самое. Просто сверху не видно.

— То-то и оно! — Пашка назидательно поднял указательный палец, — ничего, повоюешь на земле, и ты пообвыкнешься! — он сковырнул носком сапога фашистский ливер с гусеницы, — а вот мне эту сволоту ничуточки не жалко — я их сюда не звал! — он смачно сплюнул в сторону, и добавил: — давил, и давить буду! Пока руки рычаги держат!

Полез на броню, обернулся:

— Можно сказать, что рассчитались! За тех, которых фашисты в сарае сожгли! И за деда!

Взгромоздившись на броню, Пашка протянул Андрею руку:

— Давай, забирайся, чего там снег-то месить? Садись, покурим…

Молча посидели, прислушиваясь к малейшим шумам. Тишина была почти полная — только изредка её прерывало карканье вороны. Да пару раз простучал, как пулемёт, дятел по стволу.

Откуда-то с юга, далеко-далеко, слышался гул канонады.

Пашка вынул с кармана смятую пачку папирос. Горестно заглянул туда, выудил пару ещё пригодных к употреблению, сунул одну Андрею.

— Держи! — полез в карман за зажигалкой.

— Да не курю я… — Андрей отвёл его руку.

Пашка ни чуточки не расстроился, и филосовски изрёк:

— Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, — и вытянул из кармана самодёльную зажигалку, сделанную из гильзы немецкого 20мм эрликона,

— Ты бы ещё с 37-мм гильзы сделал! — хмыкнул Андрей.

Пашка высек искру, не спеша закурил, со смаком сделал пару затяжек:

— А что? И сделал бы! Я видел такую у одного! Зато знаешь, как надолго хватает?

От процесса курения он явно получал большое удовольствие.

— Ага, тогда уж лучше сразу из этих, — Андрей кивнул вниз, отмахиваясь от клубов дыма.

— Из каких? — не понял Пашка, весь поглощённый своим занятием.

— Да из этих, что у нас в боеукладке лежат, те, что 76 мм!

— Гы-гы-гы! — оценил шутку Паша, — слушай! — он вдруг посерьёзнел, да так, что аж вынул папиросу изо рта, — слушай, а я вот чёт никак в толк не возьму, что с «Тигром»-то с тем случилось? Чего он по нам не долбанул-то?

— Так подбили мы «Тигра», вот и не долбанул.

— Чем?! Осколочно-фугасным, что-ли?! — хохотнул Паша, — да он же ему, как слону дробина! Так, ежели только пощекотать! Его ж даже бронебойный подкалиберный не взял! Ха, осколочный! — Пашка покрутил головой, — скажешь тоже!

— А я тебе говорю, что именно осколочно-фугасным его Агния и угомонила, — и это было сказано таким спокойным тоном, что Пашка перестал смеяться и молча уставился на Андрея. Рот его приоткрылся, и папироса, тихонько дымя, прилипла к нижней губе.

— Ну и как?

— А так. Ты, когда мы мимо него пронеслись, ствол его видел?

— Нет. Да я на дорогу смотрел.

— Вот. А я по сторонам смотрел, и увидел.

— Да чё увидел-то?! — Пашка окончательно потерял терпение.

— Чё-чё! — передразнил его лейтенант, — да в ствол она ему попала! Прямо в дырку зафинтилила. Треть ствола вместе с дульным тормозом взрывом