— Японский городовой…. — папироса отпала от нижней Пашкиной губы, упав ему прямо на штаны, а он этого даже не заметил, — там же дырочка всего-то 88мм! Да как в такую-то попасть?! Он же ещё и башню в тот момент крутил!

— Сам видел. Отвечаю, — и столько было у Андрея уверенности в голосе, что Паша ему безоговорочно поверил.

Паша молча подобрал со штанов папиросу, сунул её в уголок рта, сдвинул шлемофон за лоб, почесал в задумчивости затылок:

— Етит твою за ногу! Это ж надо! Кому расскажешь — не поверят!

***

Агния нежными, едва ощутимыми, прикосновениями гладила её руки, её ноги, что-то едва слышно шептала. Мягкие волны живительного тепла разливались по телу Антонины, забирая боль. Она как будто плыла в тёплой-тёплой воде. Почти не ощущая веса своего тела. Было так хорошо и спокойно, что совсем не хотелось возвращаться обратно.

— Ну что, полегче? — вопрос Ангела вернул её к действительности. То, что перед ней Ангел, Антонина к этому моменту верила уже безоговорочно. И пусть она была комсомолкой, пусть была комсоргом класса, и даже читала в клубе лекции по атеизму, — ничто это сейчас не смогло бы её разубедить.

Она открыла глаза, подвигала руками, ногами. Болеть стало гораздо меньше! Конечно, боль не ушла окончательно, но и без того было ясно — ей стало гораздо легче. Опять внутри головы прошёлся мягкими лапками котёнок. Она подняла глаза, и встретилась взглядом с парой добрых, карих глаз. В которых был одновременно и вопрос, и ответ на него, и удовлетворённость этим ответом.

— Ты…вы… вы читаете мои мысли?

— Да. Только не читаю — я их вижу.

— Это когда вот так? — Антонина подняла руку к голове и поводила ладошкой около уха, — как киска лапой шчекотит, да?

Агния кивнула:

— Да, большинство ощущает это именно так.

— А у тебя… у вас и крылья есть? — расширила глаза Антонина.

Агния хитро прищурилась:

— А что, увидела?

— Да-а-а, — Антонина мигнула, сглотнула, и поправилась: — сначала да, а потом нет. Куда-то пропали. Потом.

Агния улыбалась. Антонина пытливо смотрела на неё:

— А что, действительно есть? Или мне привиделось?

— Не привиделось. Есть, но их никто не видит.

— А как же я?

— М-м-м… Видят лишь немногие, и то — только в особых обстоятельствах, — улыбнулся Ангел.

***

Паша доверительно наклонился к Андрею, и горячо дыша табачным дымом ему в ухо, негромко спросил:

— Андрюх, слышь… Я чё спросить-то хотел у тебя… — он вынул ноги из люка, захлопнул его, видимо не желая, чтобы их разговор был услышан в танке, — это… в общем… у неё, ну, в смысле, у ангела… у ангелицы этой… твоей… там, — он приблизил своё лицо вплотную и уже еле слышно: — у неё там — он показал глазами вниз, — ну… ты понимаешь где… всё, как у обычной девки?… или?

Андрей немного отстранился от не в меру любопытного танкиста:

— Паш, ты мне хоть и друг, но по соплям ты от меня когда-нибудь обязательно получишь!

Люк, скрежетнув, открылся вверх, из него высунулась Агния:

— Паша! Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!

— Да я что? Да я же только в плане самообразования! — защищался танкист.

— Нормально у меня всё там! Как у всех, понял?! Дай руку!

— Чего-о-о? — не понял Пашка.

— Дай руку, дурила! Потрогать хочу, тёплые они у тебя, или нет?

— Ну на, трогай! А нафига?

— Так, тёплые! А ты? — она сунулась к Андрею, потрогала руки и у него — а у тебя холодные! Тогда ты сиди здесь, сторожи. А ты Паша, айда вниз, будешь сейчас ей ноги растирать. Я её немного подлечила, но ноги у неё как были холодными, так и остались. Ледышки, одни словом — как бы не отморозила. А у меня самой руки холодные, и маленькие они, у меня не получиться. А у тебя здоровые и тёплые.

Паша обиженно засопел и со словами:

— Как у всех, как у всех… Даже через броню слышит! — он полез вниз, в люк, и наполовину спустившись, приостановился и назидательно постучал пальцем по коленке Андрея:

— А я же тебе предлагал покурить!

— И что?

— Пихто! Я вот курил, и руки согрел. А сейчас пойду девку за ляжки трогать. А ты сиди здеся, и завидуй!

— Да пошёл ты… — беззлобно ругнулся Андрей и сплюнул в сторону.

Из нутра башни послышался приглушённый голос неунывающего механика-водителя:

— Анекдот: приходит украинская дивчина к дохтуру. К женскому. На осмотр, стало быть. Ну, дохтур её осмотрел, и в справку ей пишет: «здорова». А она в справку смотрит, и обиженно так дохтуру: зачем вы так обидно тут написали: «здорова»! А что люди подумают? Написали бы: «як у всих!» И Пашка, не дожидаясь реакции слушательниц, сам заразительно засмеялся своей шутке…

Агния сдержанно улыбнулась, Андрей перевесился вниз в люк и молча погрозил Паше кулаком.

Агния мягкими, осторожными движениями сняла унтята с ног Антонины.

— Ладно, давай сюда твои ноги! Щас вмиг согрею! — Пашка решительно схватился за промёрзшие, как ледышки, ноги спасённой девушки.

— Ай! — Тоня инстинктивно дёрнулась от боли, отдёргивая пораненную ногу.

— Да осторожнее ты, хрен собачий! — в сердцах накинулась на него Агния, — это ж тебе не танк! Привык к своим железякам! Осторожнее надо! Вот так… — она стала показывать танкисту, — берешь в руки, тихонько сжимаешь, и держишь… Греешь. Потом вторую.

Проникшись важностью возложенной на него миссии, Паша перестал дурачиться и осторожно сграбастал в свои промасленные и шершавые лапищи замёрзшие ноги спасённой девушки.

Хватило его ненадолго:

— Ты прям как та самая холодуха! С холодными лапами. И дрыгаешь ими также.

Антонина до сего момента больше молчавшая, спросила, с трудом шевеля разбитыми губами:

— Что за холодуха такая?

— А вот такая! Щас расскажу! — он оставил одну из её ног, и взялся за вторую, — освободили, мы значит, Харьков, в конце августа это было. И пошли мы впятером прогуляться. Ну, мой экипаж, со мной если считать, то четверо, да ещё за нами Петька Сутягин, из ремроты который, увязался прогуляться. А там на площади рыночек был. Вот, значит. И так нам чего-то пить захотелось! А тут глядь: несколько тёток местных стоят, молоко продают, в кувшинах. А жарища! Жуть! Ну, мы к ним, стало быть, подходим, спрашиваю: молочко-то холодное? А тётка мне: «А як же ж? С холодухой»! Ну, я хоть из-под Пскова, но по-украински вроде немного кумекаю, но не всё, конечно. Ну, тут-то дело понятное, какие сомнения? «С холодухой» — холодное, значит, молоко!

Антонина и Агния внимательно его слушали, Агния почему-то заранее улыбалась…

— Сторговались