быстро, а мне пить больше всех схотелось, я кувшин-то хвать! И ну его дуть! Литра полтора там было, никак не меньше! Пью, пью — остановиться не могу: вот такая жажда меня зверская одолела! И уж почти до донышка дохлебал, чую… — Пашка остановился, и сделал страшное лицо, — чую… что-то в рот мне лезет! Большое, скользкое!

Андрей, увлёкшись рассказом танкиста, тоже свесился в люк, и жадно внимал рассказчику.

— Ну, думаю, пенка там скукожилась, или кусок масла там сбился, да на дно лёг… Глотаю… а оно… — Пашка широко раскрыл глаза, и продолжил страшным шёпотом: — а оно шевелится!!! Я кувшин-то от морды убрал, а у меня изо рта… лапы лягушачьи торчат!!! И лягуха тая проклятущая лапами этими дрыгает, что есть мочи!!! Холодная, скользкая, противная! Тьфу!! Зараза!!! Я как блеванул тут же, на прилавок всем этим молоком проглоченным! Всем, которое только что из этого треклятого кувшина выдул!!! Всё вышло!!!

Андрей от хохота чуть не свалился с башни. Хохотала Агния, хохотала, утирая слёзы, даже Антонина… Перекрывая хохот слушателей, сам хохоча, Пашка продолжил свой рассказ:

— И такая меня злость зверская взяла! Хряснул я этим кувшином треклятым со всей мочи по прилавку, хорошо хоть не по голове этой дуре! А то бы точно до трибунала дело дошло! Хряснул, значит, кувшин-то, а мне ж и этого мало! Как начал я крушить к ёб… к ё… к чёртовой матери все ихние бадьи с молоком! Набил им горшков! — Паша бросил ноги Антонины и схватился за свою голову, — мать моя, женщина! Не сосчитать! Меня мои парни, вчетвером, еле-еле скрутили, так я в бой рвался! А баба эта, как полоумная, давай на весь рынок голосить: «Убивают! Убивают! Солдатики-освободители жизни лишают!». Ну, тут на нас весь рынок накинулся! Ох, они нас… — рассказчик осёкся и мгновенно поправился: — то есть мы их… мы их тогда и метелили! Ох, и метелили!7

Хохотали девчонки в боевом отделении танка, Андрей, схватясь за живот и лёжа на башне, давился от смеха…

— В общем, — подытожил Паша, — нас было пятеро, их двадцатьпятеро. Мы бы им дали, если б они нас догнали!

— Ох, Павел Иваныч, — хохоча и утирая слёзы, проговорила Агния, — тебе в цирке работать!

— Да-а-а! — подтвердил лейтенант, — у нас в эскадрилье твой собрат есть, Колька Никишин — тоже любитель в подобные истории попадать. А уж как рассказывает-то! Так вот, вам в цирке надо на пару выступать — каждый раз будете аншлаги собирать!

Через несколько минут Антонина, согретая их общими стараниями, и взбодрённая Пашкиным рассказом, наконец-то пришла в более-менее адекватное состояние. Но Пашка же всё и испортил…

— Ты вот что скажи, — обратился он к Антонине, — тебя фашисты за что вешали-то? Ведь ты же не партизанка?

— Ни… — замотала та головой.

— Вот, — согласился Паша, — не партизанка. А почему же на той фанерке было написано: «партизан»? и ещё там было: «она стреляла в немецких солдат»? Так стреляла или нет?

— Стреляла… хотела… — насупилась Антонина, — да не смогла…

— А чего не смогла-то?

— Револьверт за карман зачепилси…

— А ты?

— А я их дрючком…

— Чем-чем? — Паша уже был готов снова рассмеяться.

— Дрючком. Ну, дрыном. Из забора вытягнула и им по спинякам. А ногами по… этим… по…

— По помидорам?! — живо подсказал Пашка.

— Точно, по им самым… — тут же покраснела от смущения Антонина.

— И что, всех фрицев побила? — не унимался механик-водитель: уж очень ему хотелось узнать все подробности такой интересной истории…

— Увсих… Так их там всего три штуки было, — Антонина для верности решила пояснить и показала три пальца.

— Всего три! — веселился сержант, — слушай, так они как, при оружии были, или так… безо всего?

— При оружии. Два автомата у них было.

— И что? Ты их так быстро дрючком била, что они даже до своих автоматов дотянуться не успели?

— Как же? Дотянулись… Так я им по рукам! И снова по спинякам… Чого баловать-то?

— Вот девка! Вот это да! — Паша аж весь светился от радости, — троих фрицев! Да с автоматами! Дрючком!

И не обращая внимания на знаки, которые Агния ему подавала из-за спины Антонины, снова полез в подробности:

— Ну, а дальше-то что было?

— Пашка! — уже в голос прикрикнула на него Агния, — хватит!

Но было уже поздно: Антонина вдруг как-то вся скукожилась, губы её задрожали, она отвернулась и зарыдала белугой на весь лес.

Агния обняла её, и шепча что-то на ухо, стала успокаивать.

Андрей вздохнул, и хлопнул Пашу по плечу:

— Поехали.

Глава 12. Комбат Дунько.

Двигатель утробно урчал, траки мягко шлёпали по дороге. День близился к концу, холодное осеннее солнышко село в тёмную тучу. Причудливые тени от деревьев стремглав набегали на танк и также быстро пробежав по броне, спрыгивали за корму. Молодые осины и белоснежные берёзки толпились по обочинам дороги.

— Ну, что? Споём? — весело спросила Агния, и звонким мелодичным голосом запела:

— Бьётся в тесной печурке огонь… На поленьях смола как слеза.

Андрей с Пашкой подхватили:

— И поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза…

Спели «Землянку», потом «Катюшу».

— Андрюша, давай, теперь ты запевай! — Агния подбодрила лейтенанта.

Андрей прокашлялся, и стараясь перекрыть рык дизеля, громко запел:

— Вставайте товарищи все по местам! Последний парад наступа-ает!

Агния с Пашей, поддерживая, хором грянули:

— Врагу не сдаётся наш гордый Варяг

Пощады никто-о не жала-ает!

Спели «Варяг», «Эх дороги!». Антонина молчала, иногда, ловя чей-либо взгляд, виновато улыбалась…

— Паш, теперь твоя очередь, запевай! — Андрей хлопнул Павла по плечу.

— А что? Это можно! — весело осклабился мехвод и залихватски затянул:

— Гоп со смыком это буду я! Ха-ха! Воровать профессия моя… ха-ха!

— Паша, ну ты уже совсем… — укорила его Агния, — у тебя что, нормальных песен нету?

Паша прервал песню с сомнительным содержанием, и ничуточки не обидевшись, изрёк:

— Ну ладно, эту не будем… А я ещё вот какую знаю!

Потом обернулся на секундочку, как бы оценивая, стоит ли петь этой аудитории следующую песню, и запел:

— По военной дороге шёл петух кривоногий

А за ним восемнадцать цыплят

Он зашёл в ресторанчик, выпил водки стаканчик,

А цыплятам купил мармелад!

— Паша, хорош уже дурачиться, спой хорошую, чтобы всем понравилась! — засмеялась Агния, в шутку слегка хлопнув его рукой по шлемофону.

— Хорошую? — обернулся механик-водитель, — это можно.

Он некоторое время молчал, видимо собираясь с духом, потом набрал в грудь побольше воздуха, и зычно рявкнул, перекрывая шум мотора и лязг гусениц:

— Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!

Андрей тут же подхватил:

— С фашистской силой тёмною, с проклятою ордой!

И