«Жаль, что в истории я не продвинулся дальше гимназическогокурса, – подумал Бестужев. – Будь я каким-нибудь приват-доцентом,наверняка знал бы позабытые всеми остальными подробности из жизни беднойпринцессы, ставшей жертвой революционной черни. И непременно задал бы вопросы,на этом знании основанные – чтобы корректно и непреклонно посадить мага вгалошу…»

Маг заговорил – другим, чужим голосом, гораздо более похожимна приятное женское контральто:

– В достижении успеха кроются и печали, дорогие мои… Я вижусреди вас офицера, он отмечен наградами и удостоится не раз новых… но далеко невсе они принесут радость, как и чины…

Несмотря на полумрак, нарушавшийся лишь тусклым сияниемароматической свечи, Бестужев видел, как на самодовольной усатой физиономиисамозваного «полковника» промелькнуло искреннее удивление, с которым он на мигне смог совладать. Ну, разумеется, никаким офицером он не был и награднаверняка не имел отроду, если не считать таковыми судейские вердикты. АБестужева он, как и остальные, искренне полагал насквозь цивильным экземпляром…Но позвольте… Ведь именно к Бестужеву произнесенное относилось в полной мере!Не все из его наград принесли радость, да и чины… Не мог же маг каким-то чудомузнать его подлинную сущность, биографию, прошлое? Решительно невозможно!Следовательно, какое-то дикое совпадение, нельзя же верить всерьез…

«Полковник» нарушил тишину – как и предписывалось в начале,тихим, откровенно удивленным голосом:

– Как же награды могут приносить вовсе не радость, а…

У Бестужева осталось полное впечатление, что в двух шагах отнего раздался серебристый женский смешок. И вновь женский голос из уст мага:

– Вы скорее все узнаете, бравый господин… До встречи…

Треугольник замер.

– Принцесса нас покинула, – сказал маг своим обычнымголосом. – Такое случается часто, духи порой не расположены к долгойбеседе… Давайте сосредоточимся, дамы и господа, я чую явственно исходящее откого-то из вас недоверие и убедительно прошу его отринуть… Не воздвигайтепреграду на пути дружественно настроенных собеседников…

Едва слышное скрипение – это треугольник вновь ожил, он,выражаясь морским языком, то дергался вправо-влево на пару-тройку румбов, товращался, замирая, целя острием на очередную букву…

Маг возгласил ликующе:

– Дамы и господа, нас удостоил общением великий НаполеонБонапарт!

«Сеанс у нас получается с этаким французским прононсом» –подумал Бестужев, настраивая себя на самый легкомысленный лад, чтобы отрешитьсяот серьезных раздумий насчет произнесенной певучим женским голосом реплики,имевшей к нему самое прямое отношение. Взаправду нет и не может быть такихвещей, это все шарлатанство, чревовещательство вкупе с шулерской ловкостьюпальцев, беспардонный обман…

Маг заговорил мужским голосом, но опять-таки чужим, онбросал короткие, рубленые фразы, чуть коверкая французский на незнакомый манер,слова звучали высокомерно, насмешливо:

– Многое может измениться, но не тяга к роскоши. Мало простопутешествовать с удобствами. Нужно еще непременно потащить и в море дворцовуюроскошь. Как будто это помогало в тяжелый миг. В пустыне золото бесполезно, выне купите ни глотка воды, ни кусочка хлеба…

– Но, простите, сир… – буквально пролепетала леди Холдершотс несвойственной ей робостью. – Так уж принято… Так устроен мир…

– Вот именно, – насмешливо отчеканил высокомерныйголос. – Мир устроен, как устроен – небо и черная вода… Вам еще нехолодно, дорогие? В самом деле, не холодно?

Короткий смешок – словно сухую палочку переломили с хрустом.Своим обычным голосом маг с величайшим пиететом вопросил:

– Сир, не ответите ли на вопросы собравшихся здесь?

Снова неприятный смешок:

– А почему бы и нет? Вы меня развлекаете. Вы так напыщенны иуверены в себе… Что вас интересует? Сдается мне, кое-кому хотелось бы знать,получит он или нет крест Почетного легиона…

«Да что же это такое? – в растерянности подумалБестужев. – Снова обо мне? Я вовсе не жажду этой французской регалии, нораз или два с некоторым интересом и в самом деле думал, еще на суше: чем всекончится в случае успеха? Расщедрятся ли наши французские союзнички наобещанные за поимку Гравашоля кресты зеленой эмали?»

Маг осторожно заметил:

– Мы не вполне понимаем вас, сир… Речь, надо полагать, идето господине полковнике?

Послышался короткий, лающий смех:

– Думайте, милейший, как вам угодно, я ничего не навязываю.Честно сказать, меня не интересуют полковники. Слишком много их я создал ислишком много лишил чинов…

– Буду ли я счастлива? – послышался тихий женскийголос, не уверенный, звеневший от напряжения.

Бестужев даже не сразу и понял, что этот голос принадлежалЗатворнице. Покосился направо, добросовестно стараясь не отнимать пальца отмизинцев соседей справа и слева. Провинциальная перезревшая дева подаласьвперед, ее рот приоткрылся, на лице читались робость и надежда.

Короткий хохоток:

– Ну, разумеется, милочка! Человек, познавший истину, можетс полным на то правом именовать себя счастливцем, ха-ха…

Воцарилось тягостное молчание. Должно быть, у каждогоимелись вопросы к неистовому корсиканцу, но, как сплошь и рядом случается вподобной ситуации, все вылетело из головы…

Бестужев не сразу и понял, что это он сам говорил:

– Ваше величество… Будет ли в ближайшем времени большаяевропейская война? Наподобие ваших… кампаний?

– Успокойтесь, – ответил насмешливый голос. – Отподобного Европа будет избавлена еще лет сто. Чтобы повторить мои кампании,нужна и личность должного полета. А с таковыми в нынешней Европе, проститевеликодушно, бедновато… Или я не прав?

Бестужев готов был признать правоту своего собеседника – всеравно, о подлинном духе императора идет речь, или мастерских усилиях опытногочревовещателя. Для большой европейской войны, втянувшей бы в свойразрушительный круговорот все или большинство европейских стран, необходима иличность полета Бонапарта – злой гений, исполненный решимости игратьгосударствами, как пешками, приводить в движение огромные армии. Меж тем, еслиприсмотреться вдумчиво, среди европейских монархов и государственных деятелейчто-то не усматривается такой персоны. Кайзер Вильгельм вроде бы не прочьпримерить на себя серый походный сюртук «маленького капрала» – но вряд ли и подсилу в одиночку погрузить Европу в грохот настоящей большой войны, по размахуне уступающей наполеоновским…

– А вот скажите… – неуверенно начал вдруг«полковник». – Это правда, то, что говорят насчет монеты, в которой таитсячек на пять миллионов франков?

Раздался трескучий хохот: