причиненный вами стране. А вы, воины, товарищи по оружию, знатные рыцари и простые солдаты, расположившиеся у врат благородного города Орлеана, послушайте Деву и расходитесь с Богом по домам, а не то — ждите грозных вестей от Девы, которая не замедлит явиться на страх и на погибель вашу. Если же вы, король Английский, не исполните этого, то я всюду, где только ни встречу ваших людей, буду изгонять их из Франции, не считаясь с тем, хотят они этого или нет, и, если они не послушаются, я истреблю их всех до единого. Если же они подчинятся, я пощажу их. Я послана сюда Господом и буду драться не на жизнь, а на смерть, пока не изгоню вас из пределов Франции, несмотря на все козни и происки врагов и изменников королевства. Не надейтесь, что Царь Небесный, сын Пресвятой Девы Марии, даст вам возможность вечно владеть королевством. Король Карл VII будет владеть им, ибо такова воля Божья, возвещенная ему устами Девы…»

В заключительных словах своего письма Жанна приглашала англичан объединиться и пойти вместе с нею в крестовый поход за освобождение Гроба Господня.

Это письмо отправили в английский лагерь, но в нарушение всех обычаев англичане схватили посланника Жанны. Тогда уже из Орлеана Жанна послала второе письмо с требованием к англичанам вернуть посланника и убраться подобру-поздорову. Это письмо снова отнесли в английский лагерь, и снова англичане задержали посланника.

Вместо ответа, Жанна получила от англичан лишь насмешки и угрозы. Они называли ее «арманьякской потаскухой» и «ведьмой», грозились поймать и публично наказать. В ответ, по свидетельству летописца и духовника Жанны Жана Пакёреля, она «начала сокрушаться и горько рыдать, призывая на помощь Царя Небесного».

Надеяться на мирный исход дела больше не имело никакого смысла.

Как обычно поступают женщины, когда им наносят оскорбление? Сначала они рыдают, а потом бросаются в атаку, ибо их сердце сохраняет горечь до тех пор, пока они не отомстили.

Так и Жанна, вволю порыдав, решила немедленно атаковать англичан, но против выступил ее сводный брат Орлеанский Бастард, ничего не намеревавшийся делать до подхода подмоги из Блуа.

Лишь 3 мая было получено известие о том, что армия, вернувшаяся в Блуа, вновь вышла оттуда и по всем расчетам должна вот-вот прибыть под Орлеан.

Орлеанский Бастард со своим отрядом выехал навстречу армии. Историк Режин Перну утверждает:

«Поскольку он был командующим и отвечал за оборону города, Жанна ничего не предприняла до его возвращения».

Ей вторит Анри Гийемен:

«Она была вынуждена дать ему слово, пообещать быть благоразумной, не провоцировать никаких движений и спокойно ждать подкреплений».

Далее Анри Гийемен задается риторическим вопросом и сам же дает на него ответ:

«Хозяйка города? У нее были связаны руки и заткнут рот, такова правда».

Итак, два дня Жанна ничего не делала, а только молила Бога об освобождении города Орлеана. При этом она начала подозревать, что «от нее скрывают надвигающиеся события». Периодически она вскакивала, начинала всех будить и призывать срочно выступать против англичан. Но ее никто не слушал.

ВЗЯТИЕ СЕН-ЛУ

Тем временем Орлеанский Бастард со своими людьми напал на укрепление Сен-Лу и захватил его. В этом бою англичане потеряли более ста человек убитыми, около сорока человек было взято в плен.

Услышав шум боя и увидев на дороге раненых, Жанна помчалась к Бургундским воротам, находящимся в восточной части Орлеана. Там она впервые увидела, что такое война. При этом Анри Гийемен совершенно справедливо замечает, что, «когда она прибыла к Сен-Лу, все уже было кончено». Он же подчеркивает, что «в Сен-Лу не было замечено никакого ее участия». Это важно, ибо некоторые историки, находясь под воздействием легенды о всесокрушающей Орлеанской деве, утверждают, что взятие Сен-Лу было первым военным подвигом Жанны под Орлеаном, что она лично водила войска на штурм укрепления.

На самом деле участие Жанны ограничилось лишь ненужной суетой и бурными выражениями эмоций. Да и что еще можно было ждать от девушки, впервые оказавшейся на войне, впервые увидевшей убитых и раненых в облитых кровью доспехах. Духовник Жанны Жан Пакёрель свидетельствовал, что она «сильно горевала», увидев стольких людей, ушедших в мир иной, не успев исповедоваться. Кроме того, она призвала всех «возблагодарить Бога за одержанную победу». Понятное дело, Бога, а не солдат и их командира…

5 мая был праздник Вознесения, и Жанна заявила, что «она не станет воевать и вооружаться из уважения к празднику».

За весь день она лишь исповедалась и прослушала обедню.

Взятие Сен-Лу было достаточно крупным успехом. Теперь к востоку от Орлеана на правом берегу Луары у противника не осталось ни одного опорного пункта, и защитники города получили возможность подготовиться к атаке на форт Турель, так как теперь англичане не могли помешать орлеанцам переправиться на левый берег со стороны Бургундских ворот.

Но главное заключалось в том, что взятие Сен-Лу было первой победой французов за долгие месяцы осады после многочисленных неудач и поражений. А что, собственно, изменилось? Ровным счетом ничего, кроме того, что в их рядах появилась Жанна! И орлеанцы связали эту победу с ее именем. Прекрасная иллюзия, задуманная в Шиноне, была принята за реальность.

Нетрудно представить себе, как воспрянули духом горожане, с каким ликованием встречали они юную «воительницу», когда она разъезжала по Орлеану.

ВОЕННЫЙ СОВЕТ

Вечером 5 мая французские командиры собрались на военный совет. На нем присутствовали все главные военачальники — Орлеанский Бастард, маршал де Буссак, Жиль де Рэ, городской губернатор Рауль де Гокур, капитан Ля Гир и другие офицеры. Встал вопрос: приглашать ли Жанну?

О решении этого вопроса Анри Гийемен пишет следующее:

«Многие воспротивились этому, говоря, что ей нечего делать здесь, а военные планы ни в коей мере не относятся к ее сфере деятельности».

«За» выступил только Жиль де Рэ.

Ревность и раздражительность суровых командиров понятна: женщинам и правда не место на военных советах. А тем более девчонкам… И не важно, пастушки они или принцессы…

Как и следовало ожидать, Жанна обиделась. Собственно, на