Когда Родионова, позевывая, появилась в гостиной, мне пришлось рассказать ей, что я хочу проиллюстрировать, как из хаоса рождаются шедевры. А для этого мне нужны фотографии мастерской до генуборки, которую перед празднованием юбилея провела там Серафима. Светлана уставилась на меня ошарашенным взглядом. Я подмигнула ей украдкой, давая понять, что мне нужны эти фото совсем для другой цели. Света потерла руками виски, приток крови к мозгу простимулировал ее мыслительный процесс, и она, похоже, стала что-то соображать.

— Конечно, я не против, если вы, Евгения, используете в книге эти материалы. — Родионова мягко протопала в ванную.

К этому времени ее супруг успел не только совершить утреннюю пробежку и позавтракать, но и собраться на работу, предварительно погладив себе рубашку и брюки, и уйти, предупредив меня, что Светлана хочет поехать в парк культуры, чтобы вдохновиться там творческими идеями.

— Вот, нашла, — Серафима стала показывать мне фотографии. — Видишь, как было до уборки и как стало после. Все как стояло на своих местах, так и стоит.

— Вот эту фотографию можно укрупнить? — спросила я, и домработница раздвинула пальцами сенсорный экран. — Скажите, а вы на этом стеллаже к чему-то прикасались?

— Разумеется! Там такой слой пыли был, что я вся обчихалась, пока ее стирала. Света говорила, что там ее помощники убираются, но, похоже, нечасто и кое-как. Кстати, как раз когда я собиралась лезть на самый верх, прибежал один из ее учеников, кудрявенький такой, и предложил мне свою помощь. Я сначала отказывалась, но потом согласилась. Лестница там хлипкая, вдруг еще не выдержала бы меня.

— Значит, Петя изъявил желание вам помочь?

— Да-да, Света его Петром называла, — припомнила Серафима.

— А покажите, пожалуйста, фотографии после уборки.

— Минуточку! — Домработница стала искать в памяти мобильника нужное фото. — Вот, гляди!

— У вас просто золотые руки, — польстила я ей. — Все прямо-таки блестит. А вот этот снимок можно поближе рассмотреть?

— Да, пожалуйста, — Серафима увеличила фото, и я смогла разглядеть, что бюст Маяковского стоит не у стены, а ближе к краю.

Выходило, что Петя вызвался помогать Серафиме и переставил гипсовую голову поэта так, что она рано или поздно должна была упасть.

— Спасибо, можно перекачать некоторые фотографии?

— Качай! — Домработница вручила мне свой мобильник. — Я пойду Светочке завтрак разогревать.

Было совершенно очевидно, что именно Петя спровоцировал падение Маяковского. Но ведь он мог сто двадцать пять раз это сделать, причем без свидетелей. Неужели хотел подставить Серафиму? Но ведь она рассказала бы, что пыль на верхней полке протирал именно Петр. Что-то у меня в голове не складывалось.

Вчерашнее поведение этого начинающего скульптора, бесстыдно тянущего из Родионовой деньги, было очень странным. А с какой целью он вчера тайком остался в офисе? Что он делал в кабинете, в котором хранится всякий хлам? У меня пока не было ответов на эти вопросы.

Я вернула Серафиме ее мобильник и пошла в свою комнату, чтобы еще раз, теперь уже более детально, рассмотреть записи с камер видеонаблюдения. Только я взяла в руки планшет, как зазвонил мой смартфон.

— Да, Валентин! — ответила я.

— Доброе утро, Женек! — Криминалист прокашлялся. — Сделал я анализ твоей пиццы. Она действительно несъедобная.

— А если подробнее?

— Кто-то посыпал обе «Валенсии» средством от тараканов. Причем сделали это, скорее всего, не на производстве. Во всяком случае, яд был не в тесте, а насыпан сверху и впопыхах. Где-то его меньше, где-то больше.

— Скажи, Валентин, что было бы с тем, кто съел хотя бы кусочек этой пиццы? — поинтересовалась я.

— Это смотря какой. На некоторых яда совсем мало, так что особого вреда для здоровья тому, кто их съел, он не причинил бы. Легкая диарея, не более. А есть куски, которые щедро посыпаны инсектицидом. Впрочем, много этой дряни не съешь, она ведь невкусная… Думаю, у того, кто имел бы неосторожность проглотить щепотку этого средства, сразу начались бы позывы к рвоте, и это предостерегло бы его от дальнейшего чревоугодия. В любом случае пришлось бы делать промывание желудка в условиях стационара.

— Ясно, — сказала я, размышляя над услышанным.

— Я на всякий случай снял отпечатки пальцев с коробки и пробил их по нашим базам. Ни одни из них у нас не числятся.

— И что, много там «пальчиков»?

— Как минимум шесть человек прикасались к коробкам, но только трое ко внутренней поверхности верхней их части.

— Тут есть над чем подумать.

— Есть, — согласился со мной Валентин. — Лично я не могу понять, на что рассчитывал тот, кто сыпал на пиццу отраву для тараканов. Она ведь светло-серого цвета, так что не похожа ни на одну приправу.

— Подожди, ты хочешь сказать, что яд было видно невооруженным глазом?

— Да, именно это я и хочу сказать.

— Странно, — произнесла я, так как мне ничего такого в глаза не бросилось.

— Женя, ты извини, ко мне пришли. Если у тебя еще какие-то вопросы возникнут, то звони, — криминалист отключился.

Проанализировав информацию, я пришла к выводу, что из пиццерии доставили вполне съедобную «Валенсию». Но Светлана, напуганная угрозами в свой адрес, запаниковала, увидев новую упаковку. На мой взгляд, обе пиццы выглядели очень даже аппетитными. Я не помнила, чтобы они были посыпаны светло-серым порошком. В тот момент в кабинете нас было трое: я, Светлана и Антон. Затем Ника принесла чай и должна была к нам присоединиться. Насколько я поняла, секретарша обычно обедает со своей начальницей. Светлана Игоревна таким образом демонстрирует свою демократичность. Находясь в возбужденном состоянии, Родионова прикрикнула на Нику, и та ушла. Затем я пообещала отдать пиццу на анализ, после чего я повела Светлану на занятия с детьми. Антон остался в кабинете и имел теоретическую возможность отравить пиццу. Но вряд ли он стал бы это делать. В этом просто не было никакого смысла. Он ведь знал, что есть ее уже никто не будет, а наличие яда в «Валенсии» мой знакомый криминалист определит. А вот Ника была не в курсе о предстоящей экспертизе и вполне могла «приправить» пиццу средством от тараканов, чтобы досадить Родионовой. За что? Да за то, что она обращается к ней как к своей холопке — подай-принеси. А когда нет настроения, она еще на нее и прикрикнуть может. Возможно, и Антон чем-то досадил Нике, а я пошла бы с Родионовыми прицепом. Мы могли бы все вместе отправиться в больницу, где нам промывали бы желудки. Это, конечно, в том случае, если бы мы стали есть «Валенсию», но вероятность этого очень мала, так как кто-нибудь из нас определенно обратил бы внимание на серый порошок, которого раньше не было на поверхности. Неужели Ника не понимала, что ее сразу же вычислят?

Я взяла планшет, чтобы посмотреть, не заходил ли кто-то еще в кабинет Родионовой, пока там оставалась пицца. Точнее, одна из камер позволяла узнать, кто заходил в приемную в интересующий меня отрезок времени. Оказалось, что Петя. Что-то слишком часто этот белокурый парнишка стал попадать под подозрение. Я вспомнила, что он поинтересовался у меня, куда я отправляюсь с пиццей. Мне пришлось придумать на ходу байку, что у Родионовых сейчас гостит какая-то родня, им-то Светлана Игоревна и попросила меня отвезти «Валенсию». Петр стоял передо мной с опущенной вниз головой, будто испытывал чувство вины. Неужели он шел в кабинет своей патронессы, зная, что там будет куда всыпать припасенный заранее яд? А что он хотел добиться этой выходкой? Конечно, поведение Петра было довольно странным, но не настолько, чтобы я стопроцентно уверовала в то, что это он причастен к попытке отравить Родионову и всех тех, кто столовался вместе с ней. А если смотреть на ситуацию шире, то и к глобальной угрозе, нависшей над Светланой. Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что бюст Маяковского свалился с верхней полки по вине Петра. Это он оставил поэта на краю пропасти. Другой вопрос — сознательно или нет? Ответа на него у меня пока не было.