– Хорошо, – согласился Дронго, – тогда завтра утром мы сноваприедем к вам. До свидания, господин Мокрушкин.

– До свидания, – кивнул на прощание молодой врач.

– Закройте двери и все осмотрите, – распорядился Степанцев.

Они вышли в коридор и направились к лестнице.

– Что-нибудь узнали? – поинтересовался главный врач.

– Много нового и интересного, – ответил Дронго. – Самоеобидное, что уже завтра Светлана Тимофеевна будет знать, что мы ее обманули. И,боюсь, соответственно к нам относиться. Ни Мокрушкин, ни Клавдия Антоновна неповерили, что мы врачи из Башкирии. Поверила только ваш заместитель, котораяхотела в это верить. Она считала, что ее нарочно не предупредили, чтобы можнобыло принять гостей и высказать им какие-нибудь претензии в адрес своегозаместителя.

– Она попала в собственные сети, – с удовлетворениемпробормотал Степанцев, – так ей и надо. Пусть помучается. Завтра над ней всебудут смеяться, вспоминая, как она виляла перед вами хвостом. Пусть для нее этобудет уроком.

– Я бы не стал раздражать ее столь сильно. Тем более что вытоже не без греха. Вы ведь опытный человек, пожилой, работали во властныхструктурах области. И прекрасно понимали, что две такие женщины, как Боровковаи Забелло, просто не уживутся вместе. Почему вы разрешили поселить их в однойпалате?

Они спустились на первый этаж, приостановились передвыходом.

– Это было не мое решение, – сообщил Степанцев, чутьпокраснев, – так решила Светлана Тимофеевна, а я не стал возражать. В концеконцов, пусть она сама отвечает за свои ошибки и неверные решения. Нельзя бытьнастолько некомпетентной в подобных вопросах. Она ведь офтальмолог, авторгается в сферу психиатров, онкологов, хирургов, психологов. Я не сталвозражать, когда она приняла такое идиотское решение.

– Но это решение сказалось на жизни ваших пациентов.

– Не очень сильно. Им, по-моему, доставляла удовольствиеподобная пикировка. Кровь быстрее бежала в жилах, они вспоминали молодость,забывая даже на время о своих болячках. Если хотите, это был такойпсихотерапевтический момент. Когда пациент, раздраженный каким-то внешнимфактором, даже забывает о своей болезни.

– Возможно. Но Боровкову убили.

– Пока никто не доказал, что это сделала ее соседка попалате. К тому же зачем ей было так рисковать? Все понимали, что она могла этосделать, значит, подозрение пало бы именно на нее. И потом, зачем так долгождать? Можно было набросить подушку, когда ее соседка спала с ней в однойпалате. Зачем нужно было ждать, когда мы переведем Генриетту Андреевну вреанимацию на второй этаж?

– А вы нарочно перевели ее наверх, чтобы погасить конфликт?– спросил Дронго.

– Отчасти да, – кивнул Степанцев. – Вот видите, какие у насздесь сложные отношения. Целый мир страстей и интриг в одном небольшом хосписе.Небольшая модель земной цивилизации, если хотите. Кого здесь только нет. Но мневажно узнать, кто из них убийца. Хотя бы для себя. Если это кто-то из нашихпациентов, то его все равно не сможет покарать рука правосудия, как говорят втаких случаях. Ни один из наших пациентов просто не доживет до решения суда. Нодля себя я хочу знать. Чтобы сделать соответствующие выводы и исключитьподобные происшествия в будущем.

Они прошли к машине. Степанцев взглянул на сидевшего зарулем Дмитрия. Тот весело говорил с кем-то, скорее всего с женщиной, помобильному телефону.

– В машине не будем говорить о делах, – попросил главныйврач, перед тем как сесть рядом с водителем. Халаты они оставили на вешалке,надели свои плащи. Дронго и Вейдеманис разместились на заднем сиденье. Машинавыехала со двора, ворота за ней медленно закрылись. Степанцев повернулся к ним.

– Когда за вами заехать завтра?

– Утром, когда вы поедете на работу, – предложил Дронго, –чтобы не гонять два раза машину.

– Тогда в половине девятого, – сказал главный врач. –Сумеете подняться, или лучше прислать машину немного позже?

– Нет. Как раз в половине девятого будет хорошо. Мы хотимзавтра провести весь день в вашем хосписе. Так будет лучше и для нас.

– Хорошо, – согласился Степанцев. Больше в салоне машины небыло произнесено ни слова. Когда они подъехали к отелю и все трое вышли изавтомобиля, Федор Николаевич покачал головой.

– Врачи из Башкирии живут в таком роскошном отеле, –иронично пробормотал он. – Похоже, наша легенда рушится на глазах.

– Она уже рухнула, просто вы об этом пока не знаете, –негромко сказал Дронго на прощание. Степанцев озадаченно посмотрел им вслед.

В половине девятого утра машина уже ждала их у подъездаотеля. Оба напарника вышли вместе. Федор Николаевич вылез из салона, поочереднообменявшись с каждым крепким рукопожатием. Они расселись, и машина тронулась всторону Николаевска.

– Я думал над вашими словами, – признался Степанцев, – и мнекажется, что вы правы. Кто-то сообщил подробности о смерти Боровковой и о моемжелании проверить ее тело в городском морге. Кто-то вчера сообщил моемузаместителю о том, что Дима поехал за вами на вокзал. Боюсь, что некоторыесотрудники работают на моего заместителя.

Водитель согласно кивнул головой. Очевидно, эту мысль ониуже обсуждали.

– Ваш заместитель имеет влиятельного мужа, – напомнилДронго, – и все совсем не так просто, как вы думаете. Все отлично понимают,насколько неприемлемо и глупо она ведет себя, но не хотят с ней связываться. Ктому же у нее обширные связи, а вам уже за пятьдесят. В любой момент ситуацияможет измениться, и не в вашу пользу. А люди обязаны думать о своих семьях.Поэтому я бы на вашем месте не стал так рьяно искать виноватых. Понятно, чтовсе будут на вашей стороне. Но некоторые из-за слабости, некоторые из корыстныхпобуждений, а еще кто-то просто из-за нежелания конфликтовать будут уступатьвашему заместителю раз за разом, работая на обе стороны. Это не предательство,каковым оно выглядит в ваших глазах. Это скорее здоровый прагматизм.

– Предательство всегда оправдывают высокими мотивами илипытаются объяснить обычным прагматизмом. У людей должна быть хоть какая-томораль, – убежденно произнес Степанцев.

– Мы всегда будем иметь такую мораль, которая соответствуетнашим силам, – так говорил Ницше.

– Это не наш автор. Буревестник фашизма.

– Я бы не стал так однозначно оценивать его. Он был великимфилософом, и многие его сентенции кажутся мне не лишенными здравого смысла.Подумайте над этим, Федор Николаевич.

– С каким удовольствием я бы избавился от своегозаместителя, – в сердцах произнес Степанцев, – хоть бы ее уже куда-нибудьвыдвинули! Нам всем стало бы гораздо легче.