– Что вы ему ответили?

– Ничего. Я сидела и молчала. Не знаю, что говорить вподобных случаях. И никогда не знала. Врать не хочу, а говорить какие-то словаутешения, по-моему, просто стыдно.

– Вы врач, а не исповедник, – строго напомнил Степанцев, – иваша задача в любом случае облегчать его муки. Не только физические, но инравственные. И не нужно никому говорить, что вы агностик. Это ваше личноедело. В таких случаях можно соврать. Скажите, что вы верующая. Ему будет легче.

– Простите, Федор Николаевич, но ему было бы тяжелее. ЕслиБог есть, то почему он позволяет людям так страдать? А если его нет, то тогдаэто бессознательная ошибка природы и с этим тоже трудно примириться. Ведь тогдавыходит, что именно ты оказался в числе «проигравших».

– У нас прямо религиозный диспут на тему, есть ли Бог илиего нету, – снова вмешалась Клинкевич. – Вы не вспомнили, что выпрофессиональный врач, Людмила Гавриловна. Когда пациенты задают такие вопросы,нужно сразу делать успокоительный укол. Чтобы ему было легче, а вам не пришлосьбы отвечать на его глупые вопросы.

– Он хотел поговорить, – задумчиво сказала Суржикова, –может, последний раз в жизни. Он просто хотел со мной поговорить.

– Что ему ввели ночью, – спросил Федор Николаевич, – какуюдозу?

– Две по сто, – сообщила Людмила Гавриловна. – Там дежурилаКлавдия Антоновна, а она лучше других чувствует состояние больных. Она вкололаему сразу две ампулы. Боюсь, что в следующий раз мы его просто потеряем.

– Оформляйте перевод Бажича в реанимационную палату, –разрешил Степанцев, – только перевезите его туда, когда он будет спать. Длянего переезд на второй этаж тоже станет стрессом.

– Мишенин останется один. Может, подселить к нему Угрюмова?– предложил Мирзоян.

– Ни в коем случае. Мишенин бывший член совета директоров,он не сможет находиться в одной палате с Угрюмовым. Захотят смотреть разныепрограммы по телевизору, у них разные интересы. К тому же Угрюмов все равнокурит, невзирая на запреты. А Мишенину сейчас такая встряска категорическипротивопоказана. Когда им делали последний раз анализы?

– На прошлой неделе, – сообщила Суржикова. – У Угрюмованаблюдаются характерные изменения последней стадии. Скоро он уже не сможетподниматься с кровати. Мишенину лучше. Мы смогли несколько заблокироватьпроцесс, но нам всем понятно, что с такой почкой он проживет не большедвух-трех месяцев.

– У нас на следующей неделе будут два пациента из Москвы, –сообщил Степанцев. – Один – бывший спортсмен, велосипедист. Чемпион и всепрочее. Онкология паха. Неоперабельная, в последней стадии. Такое вотпрофессиональное заболевание. Еще один – артист. Ему шестьдесят восемь. У негопоражены легкие. Сразу оба. Говорит, что раньше курил по три пачки в день.Сейчас бросил, но уже поздно. На них оформляют документы через нашпопечительский совет.

– Актера можно поместить к Мишенину, а спортсмена кУгрюмову, – предложил Мирзоян.

– Если Угрюмов дотянет до следующей недели, – вставилаСуржикова, – я думаю, что его тоже будем переводить в реанимацию. Состояние унего крайне тяжелое.

– Как остальные?

– Состояние Шаблинской стабильное. Пока процессы протекаютне так, как раньше. Возможно, удастся несколько затормозить распространениеметастазов, но не более чем на четыре месяца. У Тамары Рудольфовны состояниеопять ухудшилось. Завтра забираем ее на очередное переливание крови. Самыебыстрые процессы у Кравчук. Там изменения фиксируются буквально каждый день.Она отказывается выходить из палаты, принимать родственников. Только врачей исвою подругу Витицкую.

– Как себя чувствует Витицкая?

– Вчера опять сорвалась. Но, конечно, не так, как послетого, как она побывала в городе. Сделали укол. Сейчас все еще спит, – доложилаСуржикова, – она самый нервный пациент из всех, кто у нас находится.Сказывается ежедневное общение с Кравчук.

– Не понимаю, как это может сказываться, – подала голосСветлана Тимофеевна, – они все примерно в одинаковом состоянии.

– Нет, – возразила Людмила Гавриловна, – там все гораздохуже. Изменения у других больных имеют внутренний характер и не столь заметны.Внешний вид, разумеется, меняется, но не так стремительно, как растут раковыеклетки, которые могут увидеть только врачи. А рак кожи… Она фиксирует всеизменения на лице своей соседки и представляет, что именно происходит в ееорганизме. Отсюда почти ежедневные срывы.

– Может, их развести по разным палатам? – предложил ФедорНиколаевич.

– Уже нельзя, – возразил Сурен Арамович, – они поддерживаютдруг друга. Если сейчас разлучить их, у обеих начнется глубочайший стресс, изкоторого мы их потом не сможем вывести. Я бы не советовал этого делать, хотяповедение Кравчук и ее внешний вид очень сильно влияют на Витицкую. Но всеравно так лучше.

– Да, – согласилась Суржикова, – я бы тоже не сталаразлучать их.

– Дальше, – потребовал Степанцев.

– Ярушкина чувствует себя нормально. Анализы неплохие.Желтович тоже пока не вызывает особых опасений. Ее только нужно убрать изпалаты Тамары Рудольфовны, они слишком несовместимые люди. Мишенин тоже просилоб этом. Он иногда к ней заходит, разговаривает, пытается ее поддержать. Онаведь очень страдает из-за того, что ее внучка только водителя мужа сюдаприсылает, а сама не ездит.

– Не будем обсуждать здесь супругу вице-губернатора, –ядовито попросила Светлана Тимофеевна.

– Я не супругу обсуждаю, а внучку нашей пациентки, –пояснила Людмила Гавриловна, – и считаю, что она ведет себя неправильно.

Клинкевич хотела что-то сказать, но Степанцев быстро перебилее:

– Значит, нужно убрать Желтович в другую палату.

– Да, они слишком разные люди, – согласилась Суржикова.

– Назовите мне того, кто совпадает с Тамарой Рудольфовной, –проворчал Степанцев, – и я сам пойду переселять этого человека к ней.Переведите Желтович в другую палату. Я говорил с нашими попечителями; возможно,уже в следующем месяце мы сможем оборудовать видеокамерами все помещения. Тогдаможно будет оставлять пациентов по одному. А заодно дежурный врач сможетследить и за состоянием остальных пациентов в реанимационных палатах. Но проектэтот довольно дорогой, стоит около шестидесяти тысяч долларов. Мне обещаливыделить эти деньги. Но пока это только слова.

Он обвел взглядом всех собравшихся.

– Спасибо всем. Можете расходиться.

– У меня к вам только один вопрос, – неожиданно сказалаКлинкевич. – Мы хотели бы знать, чем будут заниматься наши гости, прибывшие изБашкирии. Или это совсем другие люди? Может, они вообще не врачи и им нельзянаходиться в стенах нашего хосписа – ведь по нашим правилам посторонних сюдапускать нельзя.