— Что тебе от меня надо? — Ярослав не заметил, что сорвалсяна крик.

— Интересно, как бы мы писали вдвоем, — двойник не обратилвнимания на его реакцию. — Полная совместимость…

Ярослав захохотал.

— …и суровый взаимный контроль. Ладно, ерунда. Ярослав, чтомы будем делать?

— Ты о чем?

— О Визитерах. Можно еще называть их Посланниками, но мненравится первый термин. Он такой… кратковременный. Внушающий надежду.

— Это твоя проблема.

— Ой ли…

Двойник отключил редактор. Почти синхронно дзинькнултелефон.

— Десять баксов тебя не разорят… Так, о чем мы? О проблемах?Ярослав, первый и последний раз в жизни ты держишь в руках судьбу. Мир. Мывзяли его за глотку.

Двойник поднялся. Грузный, нелепый, в обвисшей майке ислишком тесных плавках, делающих его гипертрофированно-маскулинизированным. Оншагнул к Ярославу, положил руки ему на плечи.

Слабый, неприятный запах изо рта. Зубы по утрам надочистить…

— Мы взяли мир за глотку, Ярик. Мир слишком велик, чтобызаметить нас. Слишком огромен, чтобы размахнуться и раздавить. Что тебе в немнравится, а что нет? Политика и власть? Президенты сдохнут от инфарктов,террористы взорвутся на собственных бомбах, сверхдержавы развалятся на штаты,республики собьются в империю. Все — как мы хотим. Странные грезы, тайные мечты,игры в откровенность, свой кусок славы и толстые пачки денег… все — на ладони.Есть народы, которые тебе неприятны? Мне их жаль. Есть люди, которых ты готовудавить голыми руками? Если хочешь, ты сделаешь это лично. Присяжные устрояттебе овацию. Твои мечты — мечты мира. Твой взгляд — взгляд человечества. Толькосмахнуть с поля лишние фишки.

— За то, что они хотят иного?

— А это не повод?

Ярослав не отвел глаза.

— Кончай придуриваться, парень, — прошептал двойник.

— Ты — дерьмо, — прошептал Ярослав.

— Конечно. Оба мы — дерьмо. И нет в мире чистеньких. Сколькораз ты убеждался, что под маской добра была грязь? Пусть же хоть раз случитсянаоборот.

— Где они, Слава? — он вздрогнул, произнося имя. Словнопривязывал двойника к этому миру тонкой лентой слова, словно сам рвалсянапополам.

— В Москве. Нам надо поспешить.

— На самолете нам не улететь. Документы…

— Поезд даже удобнее, — Слава улыбнулся. — Мы успеем кокончательной разборке, когда слабых уже выбьют. Знаешь, мне не хотелось быубивать мальчишку или старика.

Лязгнули вагонные сцепки. Шедченко качнулся, хватаясь застену. Двойник придержал его под локоть, резким и точным движением.

Он оделся, но ни джинсы, ни глухой свитер не сделали егопохожим на гражданского. Рядом с ним Шедченко казался себе салагой-курсантом,нагло нацепившим полковничий мундир.

— Не волнуйся, — сказал двойник. — Сестра не пришла.

— С чего ты взял?

— Подумал. Пять утра, таксисты заломят немерянно. Неволнуйся.

Проводница открыла дверь, их окатило холодным воздухом.Сонно щурясь женщина посмотрела на двойника.

— Так вы в каком вагоне ехали?

— В девятом, — улыбаясь сказал тот.

Они спрыгнули на перрон. Проводница задумчиво смотрелавслед.

— Проверит… — сказал Шедченко.

— Ну и пусть. Идем в здание.

С поезда сошли немногие. Обгоняя каких-то помятых хмурыхпарней, женщину с хнычущим ребенком, полупьяного мужика с огромной картоннойкоробкой, они пошли к вокзалу.

— Значит так, — отрывисто сказал двойник. — Одна цель здесь,в городе. Это очень удобно.

— Я приехал к Сашке, — сказал Шедченко.

— Ничего с ним не случится. Умнее теперь будет, — двойникпокосился на него. — Коля, а ты, пожалуй, мне не веришь?

Веришь… Веришь — не веришь… Эксперимент…

— Я Жюля Верна только в детстве читал, — сказал Шедченко.

— Мало читал. Замылил книжку у Витьки Горчакова и прочитал.Что тебе еще рассказать? А? Как в восьмом классе с Лидой переспал? И решил, чтомужик из тебя хреновый, раз она ничего особенного не почувствовала.

Шедченко замедлил шаг. Повернулся к двойнику:

— Ты мне уже достаточно навспоминал. Да, я верю. Ты знаешьвсе, что знаю я.

— То-то.

— Но убивать я никого не собираюсь.

— Они не люди, — резко сказал двойник. — Как и я, конечно.Информационные копии.

В здание они вошли молча. Вокзал был маленьким и грязным,построенным, наверное, еще до войны. Возле единственной работавшей кассы стоялонесколько человек.

— Выпьем кофе, — решил двойник. — На втором этаже долженбыть буфет. Помнишь?

— Нет.

— А вот я помню.

Никогда она не считала себя особенной. Старательной,упрямой, терпеливой — да. Но ничего более. Вокруг всегда были девчонки умнее италантливее, симпатичнее, напористее, просто более контактные и веселые.

Каждому свое, наверное.

Наверное, где-то в глубине души Аня Корнилова все же думала,что судьба приготовила ей какую-то особую цель в жизни. Не думать так нельзя.Но даже эта мечта-надежда, даже она относилась не столько к ней, сколько ккому-то другому, подлинно великому. Рядом с ним она будет нужна и полезна.

Из таких девушек получаются прекрасные жены гениев. Но воттолько гениев обычно не хватает на всех.

Этой ночью Аня Корнилова нашла свое служение.

— Мальчик скоро поправится, — сказал тот… та… то, чтопришло. — Он будет жить.

Анна кивнула. Она боялась говорить. Чудо могло исчезнуть,отвернуться от нее. Она ничем не заслужила…

— Избрана ты, — сказала то, что пришло.

— Как мне звать тебя?

Аня на мгновение удивилась своим словам. Она ведь знала имя…

Губы того, кто пришел в ее теле, дрогнули:

— Зови меня Марией.

Это было хорошо. Правильно. Анна кивнула, не отрывая взглядаот ее лица. О, она знает подлинное имя. Но если он хочет зваться именем своейматери — она повинуется его воле.

И, возможно, ему предстоит родиться еще раз?