– Так не пойдёт. Здесь же не школа, а институт. Садитесь, – пояснил он причину своего недовольства.

Скривив гримасу непонимания, староста села.

– Тема: «Государство и экономика», – начал Гаврилов. – Итак, государство вмешивается в вашу частную жизнь, в экономику, везде. Не может не вмешиваться – это факт. Вопрос в том, до каких пределов? В связи с этим позвольте спросить вас, уважаемые коллеги: что вы думаете о деле «ЮКОСА»?

Студенты недоумённо переглядывались.

– Вы что, газет не читаете? Интернетом не пользуетесь совсем? – удивился Гаврилов.

– Это которого давно арестовали? – попытался вспомнить кто-то.

– Так, всё с вами ясно, аполитичная молодёжь, – махнул он рукой. – Давайте по-другому. Начнём с того, что такое власть вообще и на чём она держится, – и он медленно с паузами между словами повторил: – Что такое власть?

– Господство? – неуверенно предположила староста.

– Принуждение, – сказал кто-то.

– Организованное насилие, – безапелляционно заявил рыжий в красной ветровке.

– Господство, принуждение, насилие, – сказал Н. И., сцепляя за головой пальцы «в замок», – вот этого я и хотел добиться. Ницше сказал бы, что вы рассуждаете, как рабы. Только рабу власть кажется господством, принуждением или насилием.

Первокурсники были обескуражены. Гаврилову это понравилось, и он продолжал:

– Давайте так: когда я вошёл, вы все встали. Так? А почему вы встали? – он оглядел их удивлённые лица.

– Вы преподаватель! – радостно отвечали две девушки: одна в кофточке с вырезом и вторая в водолазке. – И мы с вами так поздоровались. Это вежливость, – обе улыбались и поедали его блестящими глазами.

– А почему вы решили, что я преподаватель?

– Ну как, – развела руками староста.

– А вы что? Не преподаватель? – подавшись вперёд, спросил рыжий в красной ветровке.

– Может, и да, а может, и нет, – пожал плечами Гаврилов. – С чего-то ведь вы решили, что я преподаватель. Вот вы сидели себе в аудитории, тут входит вдруг человек, вам совершенно незнакомый, на вид старше вас, немного по другому одетый, и вы все, все до единого – встаёте! Мало того, потом этот человек начинает отдавать вам приказы: просит составить список, задаёт вопросы, и вы все – подчиняетесь! А кто-нибудь из вас задумался хоть на секунду: а почему? Может, я вовсе не преподаватель, может, я самозванец, а может, вообще, террорист?

– Тогда покажите паспорт, – попросил рыжий.

– Да, да, покажите паспорт, – поддержали его остальные. Студентам стало любопытно, к чему это ведёт странный препод. На их лицах читался неподдельный интерес, который доставлял Гаврилову удовольствие.

– Не буду, – ответил он. – Что это вам даст? В данной ситуации мой паспорт ничего вам не скажет. И вообще, что за дурацкая привычка верить бумажкам?

В этот момент рыжий в красной ветровке встал и демонстративно начал складывать учебники и тетрадь в спортивную сумку.

– Если Вы не преподаватель, – сказал он, наблюдая за реакцией Гаврилова, – то, значит, я могу уйти и мне за это ничего не будет, – он застегнул молнию и повесил сумку на плечо. Затем остановился и испытующе поглядел в глаза Н. И. исподлобья.

– Можете идти, – пожал тот плечами, проникаясь к бунтарю уважением.

– Мне за это точно ничего не будет? – ещё раз спросил рыжий, явно колеблясь.

– Не знаю, – Гаврилов поднял и опустил плечи. Ему было интересно, решится бунтарь на свой дерзкий поступок или же нет. Хотелось, чтобы решился.

– Хорошо, я пошёл, – произнёс рыжий и исчез за дверью. Дверь хлопнула и отрезала коридор от аудитории. Рубикон был перейдён.

– Ну, кто ещё хочет на свободу? – дружелюбно спросил Гаврилов, разваливаясь на ветхом стуле.

Первокурсники молчали, потрясённые поступком рыжего в красной ветровке.

– Никто не хочет? – он, улыбаясь, смотрел на них и, вскинув брови, спросил: – Почему? Почему никто не уходит? Вы же не знаете точно, преподаватель я или нет.

– А вдруг вы всё-таки преподаватель? – осторожно поинтересовалась староста.

– То есть, – продолжал Гаврилов, – из всей вашей группы нашёлся только один человек, который не поверил в то, что я преподаватель. Все остальные верят. Может быть, сомневаются, но верят! Чтобы верить, не нужна смелость. А вот чтобы испытать пределы моей власти, нужна. Тогда власть – это что?

Студенты молчали и ждали выводов.

– Власть – это вера? – спросил он, чувствуя, что аудитория согласна, хотя никто ему не ответил.

– Ух, ты! Я поняла! Я поняла! Вы – психолог! – объявила девушка в кофточке с вырезом, не спуская с Гаврилова торжествующего взгляда.

– Нет, – ответил он. – Просто поставил над вами небольшой психологический эксперимент в целях наглядной демонстрации природы властных отношений. И всё. А сейчас, – продолжил Н. И., – как и всякая власть, я должен наказать непокорного. Давайте посмотрим, как у вас развито чувство локтя. Как зовут человека, который вышел? Я поставлю ему отработку.

Студенты молчали. Потом кто-то с задней парты робко сказал:

– Мы вам не скажем.

– Значит, стучать не будете на товарища?

– Нет, нет, не будем, – радостно загалдели они. – Стучать нехорошо.

– Это почему? – спросил Гаврилов. – Стучать – это хорошо. Стучать – это значит сотрудничать с властью. В Европе, например, все стучат. Превышает, предположим, водитель скорость где-нибудь в Германии, а тот, кто едет за ним следом, немедленно его и сдаёт: звонит на пост полиции и сообщает номер. Дескать, такая-то машина только что там-то превысила скорость. А у нас? Всё наоборот: водители друг другу мигают, если на дороге гаишники. Получается, в Германии люди сотрудничают с государством друг против друга, а у нас – друг с другом против государства. Что хорошо, а что плохо?

– В Германии плохо, – в один голос уверяли студенты.

– А где порядка больше? Там или у нас?

– Там, – не могли не согласиться они.

– А всё почему? – развивал Гаврилов свою мысль. – А всё потому, что там стучат. Ведь вы поймите, государству всегда проще обеспечить порядок, если граждане с ним сотрудничают. А если они отказываются, то и порядка никогда не будет. Вот вы не хотите стучать на своего товарища. Он нарушитель. Я государство. Как мне его найти и наказать? Попробуем метод кнута, – он внимательно посмотрел на всех. – Если вы мне не скажете, как его имя и фамилия, то я всей группе наставлю отработок.

– Э-э-э-э-э, – сразу заныли студенты, – это нечестно. Несправедливо!

– А как вы хотели? Вы же меня вынуждаете идти на эту несправедливость! Всё, – сказал он и поставил точку против первой фамилии.

– Нет, нет, – кричали они, – мы будем жаловаться!!!