Рак. Они теперь произносили это слово так же, как«салфетка», «микроволновая печь» или «кровь из носа». Этот чудовищный терминстал частью их повседневного словаря, но Алекс все равно не могла без дрожислышать его, особенно из собственных уст;

— Неужели ты считаешь, что он просто шарлатан?

Теперь она не знала, что и думать, а отношение к этомувопросу Сэма почти злило ее.

— Может быть, и нет. Наверное, он неплохой врач — иначебы Андерсон тебе его не рекомендовал, — но нельзя доверять каждому,особенно каждому врачу.

— О юристах обычно говорят то же самое, — мрачноусмехнулась она.

— Девочка моя, перестань дергаться. Скорее всего у тебяничего нет. Он сделает надрез на твоей груди, обнаружит там остатки молока,зашьет и скажет тебе, чтобы ты про это забыла. Не беспокойся раньше времени.

Сэм настолько жизнерадостно воспринимал то, что за два дняуже успело стать для нее трагедией'; что от этого она только больше нервничала.

— Но что, если он прав? Он сказал, что образованиетакого типа, особенно расположенное так глубоко в груди, скорее всего являетсязлокачественным. А вдруг это действительно так?

Алекс не оставляла попыток поделиться с мужем своимитревогами, заставить его вникнуть в происходящее, но он просто не мог этогосделать.

— Да нет у тебя никакого злокачественногообразования, — упрямо твердил Сэм. — Поверь мне.

Он напрочь отказывался разделить ее состояние. У Алекссоздалось впечатление, что он просто скрывается от реальности за занавесомоптимизма и юмора. Настойчивая уверенность мужа в том, что у нее все в порядке,заставила Алекс почувствовать себя одинокой. Ей очень хотелось поверить Сэму,но она не могла. Он добился только одного — поколебал ее веру в доктора Андерсонаи доктора Германа. Настолько, что во время короткого перерыва на второй деньпроцесса она позвонила одному из врачей, рекомендованных Андерсоном.

Это была достаточно молодая женщина, опубликовавшая меньшестатей, однако пользовавшаяся большим авторитетом и, по отзывам коллег, неменее консервативная, чем доктор Питер Герман. Ее звали Фредерика Уоллерстром,и она согласилась встретиться с Алекс на следующий день перед заседанием суда,в половине восьмого утра. Когда Алекс увидела ее, ей вдруг захотелось, чтобыдоктор Уоллерстром несколькими теплыми и ласковыми словами избавила ее от всехмучений, чтобы она сказала ей, что все ее страхи напрасны, что опухольдоброкачественная и что ни один из тех ужасов, о которых она слышала, ее некоснется. Но мисс Уоллерстром была подчеркнуто сурова с ней и не сказала нислова, пока не обследовала Алекс и не посмотрела снимки. Когда она наконецзаговорила, ее взгляд был холоден, а на лице не отражалось никаких чувств.

— Я должна вам сказать, что доктор Герман был абсолютноправ в своих предположениях. На этой стадии обследования точно ничего сказатьнельзя. Но я придерживаюсь мнения, что опухоль злокачественная.

Она говорила без обиняков и, казалось, совершенно неинтересовалась тем, какое впечатление ее слова произведут на Алекс. Слушая этуженщину с короткими седыми волосами и сильными, похожими на мужские, руками,Алекс почувствовала, как ее ладони покрываются потом, а ноги начинают дрожать.

— Разумеется, мы можем ошибаться, но вы сами поймете,что мы скорее всего правы, — холодно добавила врач.

— А если она злокачественная, что вы мнепорекомендуете, доктор Уоллерстром? — спросила Алекс, пытаясь напомнитьсебе о том, что в данном случае она заказывает музыку, она оценивает сидящуюнапротив нее женщину в белом халате и что окончательный выбор по-прежнемуостается за ней. Но она все равно чувствовала себя маленькой девочкой,беспомощной и неспособной контролировать ситуацию, в то время как врачбесстрастно смотрела на нее.

— Разумеется, существует масса приверженцев лампэктомии,предлагающих делать ее практически во всех случаях, но я лично считаю, чториск, связанный с этим методом, слишком велик, и последствия такого решениямогут быть самыми катастрофическими. Мастэктомия, особенно в сочетании схимиотерапией, — это самый надежный способ навсегда избавиться от болезни.Я придерживаюсь консервативного подхода, — твердо сказала докторУоллерстром, отметая все прочие школы — пусть даже солидные и авторитетные —без всяких колебаний. — Я сторонница мастэктомии. Конечно, вы можетепредпринять что-нибудь еще — лампэктомию или облучение, например, но вы жеделовая женщина и сами постепенно осознаете, что это нереально. У вас нетвремени на длительное и кропотливое лечение, и впоследствии вы можете пожалетьо том, что не выбрали более радикального метода. Если вы сейчас предпочтетесохранить грудь, потом это может оказаться роковой ошибкой. Разумеется, выможете рискнуть. Это ваше дело. Но лично я полностью солидарна с докторомГерманом.

Она не только соглашалась с ним, но ей, казалось бы, нечегобыло добавить — ни капли тепла, доброты или чисто женского сочувствия к Алекс.Она была еще более безжалостна и хладнокровна, чем доктор Герман. Передвстречей Алекс думала, что они найдут общий язык хотя бы потому, что они обеженщины, но доктор Уоллерстром настолько не понравилась ей, что она еледождалась окончания визита и, выйдя на улицу, с облегчением вдохнула свежийоктябрьский воздух. Ей казалось, что она просто задыхается от всегоуслышанного.

Алекс приехала в здание суда в четверть девятого и былапоражена тем, как мало времени врач потратила на такой серьезный разговор.Впрочем, серьезным он был исключительно для Алекс. Для всех остальных это былсамый заурядный случай. Все очень просто — отрежь себе грудь, и проблемарешена. Пока ты врач, а не пациент, все предельно легко. Для них это был вопростеории и статистики. А для Алекс — ее жизнь, ее внешность, ее будущее. Ипринять решение ей было нелегко.

Алекс была разочарована тем, что, узнав независимое мнениевторого человека, она еще больше уверилась в том, что с ней происходит что-тострашное и что возможностей для выбора у нее не так уж много. В глубине душиАлекс надеялась, что доктор Уоллерстром хотя бы частично развеет ее страхи,сказав ей, что она просто перенервничала и повела себя глупо.

Но вместо этого она только подкрепила испытываемый Алексужас, заставив ее чувствовать себя еще более испуганной и одинокой.Необходимость в биопсии не отпадала, нужно было проанализировать состояниеопухоли, и окончательное решение все равно было за Алекс и ее хирургом.Разумеется, оставался шанс, что опухоль окажется доброкачественной, но послевсего, что она услышала в последние дни, это казалось ей все менее и менеевероятным.

Даже добродушный отказ Сэма поверить в худшее казался ейтеперь абсурдным. Его непреклонное нежелание обсуждать с ней возможные вариантыв сочетании с напряженным течением процесса и гормональными таблетками, которыепродолжали влиять на ее настроение, привели к тому, что в течение всей неделиАлекс с трудом удерживала себя в нормальном душевном и эмоциональном состоянии.У нее было такое ощущение, будто она идет по дну реки, борясь с давлением воды.