— Каким образом? — спросил Бенедикт.

— Козыри.

— Я пробовал, — вставил Джулиан. — Ничего не выходит.Он не отвечает.

— Речь идет не об обычном способе, — возразил я. — Япросил, чтобы все прибыли сюда с полными колодами. Козыри у всех при себе? —Все дружно закивали. — Отлично. Снимите Козырь Бранда. Я предлагаю, чтобы мывсе попробовали одновременно вызвать его.

— Неплохая мысль, — согласился Бенедикт.

— Недурственная, — подтвердил Джулиан, вынимая колоду итасуя карты. — Стоит попытаться. Не знаю, но вдруг мощь возрастет.

Я вынул Козырь Бранда. Подождал, пока это сделают всеостальные.

— Давайте-ка по сигналу, — сказал я. — Все готовы?

Прозвучало восемь утвердительных ответов.

— Тогда... приступим. Начали.

Я смотрел на карту. Он был очень похож на меня, только нижеростом и более стройный. Волосы — как у Фионы. В зеленом костюме для верховойезды, Бранд сидел верхом на белом коне. Когда его запечатлели на карте? Какдавно это было? Мечтатель, мистик, поэт... Бранд был то возбужден, торазочарован, то циничен до предела, то, наоборот, открыт нараспашку и верилвсему на свете. Его чувства, казалось, не ведают такого понятия, как золотаясередина. Маниакально-депрессивный синдром — такая оценка, пожалуй, слишкомпримитивна для понимания характера Бранда, однако именно это могло определятьнаправление его вылазок из Амбера и объяснять то громадное количествопрепятствий, на которые он то и дело наталкивался. Что и привело, вероятно, кнынешнему положению дел.

Должен признаться, порой Бранд виделся мне такимочаровательным, внимательным, чутким и верным, что я ставил его для себя вышевсех остальных родственников. Но в другие времена... в другие времена онстановился таким язвительным, саркастичным и несправедливым мерзавцем, что ястарался уйти от него подальше из страха, что разозлюсь и сделаю ему что-нибудьплохое. И когда мы с ним виделись в последний раз, он пребывал как раз вовторой своей ипостаси — отвратительной — незадолго до нашей ссоры с Эриком, чтопривела к моему изгнанию из Амбера.

...Вот с какими чувствами и мыслями я смотрел на КозырьБранда, пытаясь дотянуться до него разумом и волей, открывая для него место усебя в душе, место, которое он мог бы занять по праву. А вокруг меня, похоже,тем же самым занимались и остальные.

Постепенно изображение на карте затуманилось, потомпоявилась иллюзия объемности. А потом — знакомый трепет, всегда испытываемыйпри контакте. Козырь стал холоднее на ощупь, изображение снова воссоединилось,оформилось, приобрело остроту и реальность видения, полноту и драматичность...

...Да, похоже, он находился в темнице. За спиной Брандавиднелась каменная стена. На полу — куча соломы. Бранд был весь избит и изранени прикован цепью к большому кольцу, вмурованному в стену. Цепь была довольнодлинная и давала возможность передвигаться. Бранд лежал на куче грязной соломы.Вот он пошевелился... Волосы и борода у него жутко отросли и спутались, лицокошмарно исхудало — таким страшным я его никогда не видел. Одежда превратиласьв грязные лохмотья. Похоже, он спал.

Я вспомнил, как сам томился в темнице; отчетливо вспомнилвсе: как там пахло, как было холодно и сыро, как одиноко, безысходно и безумно.Безумие то уходило, то подступало вновь. На счастье, Бранда не ослепили, как всвое время меня, — его глаза раскрылись и сверкнули, когда несколькородственников одновременно окликнули его, — зеленые, подслеповатые, какие-тоотрешенные глаза.

Может, беднягу накачали каким-то зельем? Или он решил, чтоэто галлюцинация?

Бранд пришел в себя. Попытался подняться. Протянул руку.

— Братья... — прохрипел. — Сестры...

— Я иду! — раздался громовой крик, потрясший библиотеку.

Джерард вскочил как ужаленный и перепрыгнул через своекресло. В несколько шагов он оказался у стены и сорвал с нее громадный боевойтопор. Захлестнув петлю на запястье, он на мгновение застыл на месте, неотрывая глаз от карты Бранда. А потом протянул свободную руку и тут же оказалсятам, сжимая протянутую руку Бранда, который как раз отключился. Изображениезадрожало и померкло. Контакт прервался.

Проклиная все на свете, я перетасовал карты, на сей разразыскивая Джерарда, остальные делали то же самое. Найдя Козырь, я потянулсявдаль. Медленно, постепенно, картинка расплылась, изменилась, оформилась...Есть!

Джерард натянул цепь и пытался перерубить ее топором, однакотолстый металл не поддавался даже силище Джерарда. Несколько звеньев были расплющеныи смяты, но Джерард находился там уже минуты две и производил достаточно шума,чтобы привлечь внимание стражи.

Двери камеры видно не было, но слева послышались топот,треск, лязг засова, визг петель. Бранд снова приподнялся. Джерард продолжалрубить цепь.

— Джерард! Дверь! — крикнул я.

— Слышу! — проревел он, обернул цепь вокруг запястья ирезко дернул. Она не поддавалась.

Джерард бросил цепь и, развернувшись, встретил ударом топораодного из шипоруких стражей, который бросился на него с мечом наголо. Страж тутже повалился на пол, и его место занял следующий. Потом еще один. И еще. Вкамере стало тесновато — один за другим туда вбегали новые и новые ублюдки.

И вдруг картина неожиданно помутнела, кто-то двинулся, вошелв нее... и на колени рядом с Брандом опустился Рэндом. Правой рукой он сжалруку брата, а в левой, как щит, сжимал прихваченный с собой стул, выставив егоножками перед собой. Вот он вскочил на ноги и бросился к нападающим, то размахиваястулом, то толкая его перед собой, словно таран. Враги спотыкались, падали,отступали. Рэндом поднял и опустил стул. Один из подонков валялся на полу,разрубленный топором Джерарда. Другой прыгал неподалеку, корчась от боли исжимая то, что осталось от его правой руки. Свой кинжал Рэндом оставил в брюхеу того из стражей, что был к нему ближе всех, свалил стулом еще двоих и пошелна последнего. А в это время тот из них, которого я считал мертвым,пошевелился, оторвался от пола и поплыл в воздухе, распадаясь на куски. Раненыйупал на колени и потянулся к кинжалу в животе.

Джерард тем временем обеими руками ухватился за цепь, уперсяногой в стену и стал тянуть. Его плечи напряглись, на спине буграми вздулисьмышцы. Цепь не поддавалась. Прошло секунд десять. Пятнадцать.