если я

во всю

всей сердечной мерою

в жизнь сию

сей

мир

верил

верую.

Вера.

Пусть во что хотите жданья удлинятся –

вижу ясно

ясно до галлюцинаций.

До того

что кажется –

вот только с этой рифмой развяжись

и вбежишь

по строчке

в изумительную жизнь.

Мне ли спрашивать –

да эта ли?

Да та ли?!

Вижу

вижу ясно до деталей.

Воздух в воздух

будто камень в камень

недоступная для тленов и крошений

рассиявшись

высится веками

мастерская человечьих воскрешений.

Вот он

большелобый

тихий химик

перед опытом наморщил лоб.

Книга –

«вся земля» –

выискивает имя.

Век XX-ый.

Воскресить кого б?

Маяковский вот…

поищем ярче лица, –

недостаточно поэт красив.

Крикну я

вот с этой

с нынешней страницы:

не листай страницы!

Воскреси!

Надежда.

Сердце мне вложи

кровищу –

– до последних жил.

В череп мысль вдолби!

Я свое, земное, не дожил

на земле

свое не долюбил.

Был я сажень ростом.

А на что мне сажень?

Для таких работ годна и тля.

Перышком скрипел я в комнатенку всажен,

вплющился очками в комнатный футляр.

Что хотите буду делать даром –

чистить

мыть

стеречь

мотаться

месть.

Я могу служить у вас

хотя б швейцаром.

Швейцары у вас есть?

Был я весел –

толк веселым есть ли?

Если горе наше непролазно

нынче,

обнажают зубы если

только чтоб хватить

чтоб лязгнуть.

Мало ль что бывает –

тяжесть

или горе…

Позовите!

пригодится шутка дурья.

Я шарадами гипербол

аллегорий

буду развлекать

стихами балагуря.

Я любил…

Не стоит в старом рыться.

Больно?

Пусть…

Живешь и болью дорожась…

Я зверье еще люблю –

у вас

зверинцы

есть?

Пустите к зверю в сторожа.

Я люблю зверье –

увидишь собаченку –

тут у булочной одна –

сплошная плешь –

из себя

и то готов достать печенку.

Мне не жалко дорогая

– ешь!

Любовь.

Может

может быть

когда-нибудь

дорожкой зоологических аллей

и она

– она зверей любила –

тоже ступит в сад

улыбаясь

вот такая

как на карточке в столе.

Она красивая –

ее наверно воскресят.

Ваш

тридцатый век

обгонит стаи

сердце раздиравших мелочей.

Нынче недолюбленное

наверстаем

звездностью бесчисленных ночей.

Воскреси

хотя б за то

что я

поэтом

ждал тебя,

откинул будничную чушь.

Воскреси меня

хотя б за это!

Воскреси –

свое дожить хочу!

Чтоб не было любви – служанки

замужеств

похоти

хлебов.

Постели прокляв,

встав с лежанки

чтоб всей вселенной шла любовь

Чтоб день

который горем старящ

не христарадничать, моля.

Чтоб вся

на первый крик:

– товарищ!

оборачивалась земля.

Чтоб жить

не в жертву дома дырам.

Чтоб мог

в родне

отныне

стать

отец –

по крайней мере миром

землей по крайней мере – мать.

Б.

Прошение на имя…

(Прошу вас, товарищ химик, заполните сами!)

Пристает ковчег.

Сюда лучами.

Пристань.

Эй!

Кидай канат ко мне!

И сейчас же

ощутил плечами

тяжесть подоконничьих камней.

Солнце

ночь потопа высушило жаром.

У окна

в жару встречаю день я.

Только с глобуса – гора Калемаджаро

Только с карты африканской Кения.

Голой головою глобус.

Я

над глобусом

от горя горблюсь.

Мир

хотел бы

в этой груде горя

настоящие облапить груди горы.

Чтобы с полюсов

по всем жильям

лаву раскатил горящ и каменист

так хотел бы разрыдаться я

медведь – коммунист.

Столбовой отец мой

дворянин,

кожа на моих руках тонка.

Может

я стихами выхлебаю дни

и не увидав токарного станка.

Но дыханием моим,

сердцебиеньем,

голосом,

каждым острием издыбленного в ужас волоса,

дырами ноздрей,

гвоздями глаз,

зубом искрежещенным в звериный лязг,

ежью кожи

гнева брови сборами,

триллионом пор

дословно –

– всеми порами

в осень,

в зиму,

в весну,

в лето

в день,

в сон

не приемлю

ненавижу это

все.

Все

что в нас

ушедшим рабьим вбито

Все

что мелочинным роем

оседало

и осело бытом

даже в нашем

краснофлагом строе.

Я не доставлю радости

видеть

что сам от заряда стих.

За мной не скоро потянете

об упокой его душу таланте.

Меня

из за угла

ножом можно.

Дантесам в мой не целить лоб.

Четырежды состарюсь – четырежды омоложенный

до гроба добраться чтоб.

Где б ни умер

умру – поя.

В какой трущобе ни лягу

знаю

достоин лежать я

с легшими под красным флагом.

Но за что ни лечь –

смерть есть смерть.

Страшно не любить –

ужас – не сметь.

За всех – пуля

за всех – нож.

А мне когда?

А мне то чтож?

В детстве, может,

на самом дне,

десять найду

сносных дней.

А то что другим!

Для меня б этого!

Этого нет.

Видите –

– нет его!

Верить бы в загробь!

Легко прогулку пробную.

Стоит

только руку протянуть –

пуля

мигом

в жизнь загробную

начертит гремящий путь.

Что мне делать

если я

во всю

всей сердечной мерою