Рюкзак раскачивается. Рюкзак валится набок. Желтые пальцы выползают наружу. Айзек елозит изломанными пальцами, трясет коленом, на котором лежит загипсованная рука, но старается не привлекать внимания к причине своего беспокойства. Краем глаза он видит, как из уже полностью открытого рюкзака вываливается одна из похожих на спагетти рук. За ней следует вторая. Они соскальзывают на пол и начинают разматываться. Наконец яйцо полностью выпутывается из рюкзака и спрыгивает со стула. В поилке за окном беснуются два голубя – то ли флиртуют, то ли готовятся к драке. Доктор Аббасс смотрит на Айзека в ожидании ответа. Айзек размышляет.

– Не думаю, что мне можно помочь.

– Это почему?

– Потому что…

– Потому что у вас умерла жена?

Айзек морщится.

– Я думаю, что смогу вам помочь, – продолжает доктор Аббасс, сцепляя руки в замок и опуская их на колени. – Но вы должны захотеть принять мою помощь.

Один из голубей улетел. Бросил второго. А яйцо… яйцо исчезло. Айзек чувствует, как в горло впиваются пальцы нарастающей паники. Он смотрит на пустой рюкзак. На приоткрытую дверь. Судорожно сглатывает. Качает головой.

– Придем к согласию, что согласия нам не достигнуть? – предлагает Айзек.

– Не хотите выходить из зоны комфорта?

– Да нет. – Айзек закрывает глаза. – Откуда у меня взяться зоне комфорта?

Доктору Аббасс это смешным не кажется.

– Часто так делаете? – интересуется она.

– Как делаю?

– Отшучиваетесь.

Айзек и правда всегда выстраивал первую линию обороны из шуток. Но теперь, когда его раскусили, он растерял все свои боеприпасы и не может подобрать подходящую для выстрела реплику. Его глаза все еще закрыты. Он сглатывает, подыскивая ответ. «Поведи себя как взрослый, – раздается в голове. – Хоть раз».

– Не люблю говорить на серьезные темы, – наконец признается Айзек. – Предпочитаю, чтобы все были счастливы.

– Только вот вы несчастны.

Айзек открывает глаза.

– Я… – протягивает он, но снова отвлекается.

Яйцо уже на улице. И как оно умудрилось так быстро выскочить? Глаза Айзека расширяются, когда он видит, как существо ковыляет в сад, раскачиваясь из стороны в сторону, точно буй в беспокойном море. Ленты рук волочатся за ним по траве. Ладошек Айзек не видит. Возможно, они все еще в здании.

– Я…

Яйцо замечает голубя. А голубь замечает яйцо. Яйцо останавливается и задирает мордочку, разглядывая птицу, сидящую на мшистом краю поилки. Голубь тоже не сводит крошечных черных бусинок глаз с яйца. Со своего места Айзек может лицезреть только пушистый белый овал – существо стоит к нему спиной, – но он прекрасно представляет себе любопытный взгляд его огромных черных глаз.

– Я…

За окном начинается потасовка. Голубь срывается с поилки, планирует на землю и принимается неистово размахивать крыльями в попытке отогнать яйцо. Существо не теряется и тоже начинает молотить воздух руками. Айзек наблюдает за этим представлением, нервно ковыряя край гипса здоровыми пальцами. Доктор Аббасс тем временем наблюдает за Айзеком. Она едва заметно передергивает плечами и, кажется, собирается повернуться к окну. Айзек покашливает – терапевт молча сверлит его хмурым взглядом.

– Зачем вы пришли, раз уверены, что вам не помочь?

– Сестра заставила, – раздраженно жалуется Айзек, стараясь не смотреть на уличную возню.

Доктор Аббасс вскидывает одну бровь и наконец поворачивается, выглядывая в окно из-за спинки кресла. К счастью, драка успела завершиться. Теперь о ней свидетельствует только пара оставшихся на траве грязных перьев. Яйцо, кажется, предусмотрительно спряталось за ивой. Хорошенько прищурившись, можно различить характерные сугробики белых рук, выросшие по обе стороны от ствола. Некоторое время Айзек и доктор Аббас, разделенные столом из орехового дерева, молча сидят в своих креслах и смотрят в окно. Айзек здоровой рукой утирает вспотевший лоб. Наконец доктор Аббасс поворачивается, встает, обходит стол, садится в соседнее кресло и снова растягивает губы в улыбке. В несколько пугающей улыбке.

– Мне кажется, вы что-то недоговариваете, – замечает она.

Правильно кажется. Еще как недоговаривает. Будь он рюкзаком – например, тем, что сейчас валяется на стуле, – черта с два его бы так просто расстегнули. О нет, он бы еще и замки на язычки повесил. Он недоговаривает. Не делится с доктором Аббасс тем, как просыпается посреди ночи, потому что выкрикивает имя Мэри. Не рассказывает, что все еще чувствует запах ее духов и слышит ее голос за каждым углом и каждой дверью. Не жалуется, как это пугает его вместо того, чтобы дарить хотя бы призрачное утешение. Не упоминает, что с завидной регулярностью звонит Мэри на мобильный, когда хочет услышать ее автоответчик, ее певучий голос, мурлыкающий: «…но понятно же, что я забуду перезвонить». Не признается, как долго он рыдает в трубку после гудка. Молчит о периодически накатывающих приступах паники, обмороках и первых трех неделях, когда он исправно просыпался то на ковре в похоронном бюро, то на линолеуме в кабинете врача. Не говорит о криках, о материализации из ниоткуда, обо всех этих случаях, когда он с ужасом обнаруживает себя полураздетым и заплаканным посреди какого-нибудь супермаркета, автостоянки или стерильной больничной приемной. Не посвящает ее в то, куда иногда ходит, где ночует и каким виноватым себя чувствует по возвращении домой, где, осуждающе хлопая глазами, его встречает яйцо. Ах да. Еще он не рассказывает ей о яйце. Он никому о нем не рассказывает.

– Где вы вчера были?

– Почему вы спрашиваете?

Яйцо покидает свое укрытие. Голубя нигде не видно, зато изо рта существа торчит несколько грязных перьев. Яйцо нашло себе новую забаву: оно заметило в окне Айзека – неужто и в самом деле заметило? – и теперь настойчиво машет ему рукой. Возможно, оно зовет его на улицу – играть.

– Наш первый сеанс должен был состояться вчера, – объясняет доктор Аббасс. – Но вы не пришли.

Айзек внимательно рассматривает комнату, игнорируя только прорезающее стену огромное окно. Он занимается подсчетом стульев и кресел, стараясь отвлечься от старающегося отвлечь его существа. Одно – для него, второе – для доктора Аббасс, третье – местечко у двери для яйца, четвертое – за столом, для Мэри. Он отгоняет от себя эту мысль и пытается сосредоточиться на словах доктора Аббасс. Вчера?

– Я думал, первый сеанс сегодня, – говорит он.

– И он в самом разгаре, – кивает она. – Джой позвонила мне и попросила перенести. – Доктор выдерживает паузу. – Как вы думаете, у вас не может быть амнезии?

– Амнезии?

– Да. Кратковременной потери памяти.

– Как в «Помни»?[37]

В теоретической базе кратковременной потери памяти Айзек разбирается прекрасно. Он много раз видел нечто подобное в фильмах. Нечто нереальное. Нечто абсурдное. Айзек старается не думать об этом, но делает