Усачев положил трубку.

— Верка за ордером не пришла. Извещения всем рассылали, а она не явилась. Значит, жила в это время где-то в другом месте… А нынче она бомж без прописки, как ее найдешь?..

— Антон Тимофеевич, — Надя замялась, не решаясь спросить, — а вы не скажете, где живет тот фотограф? — Видя, как изменился в лице слуга народа, она поспешила добавить: — Понимаете, я иду шаг за шагом, от каждого человека хоть что-то узнаю. Вот вы помогли мне, я понимаю, что по прописке искать уже бесполезно, но назвали фамилию еще одного ее знакомого. Вы сказали, Зинковский?

— Я ж говорю, в глаза этого хмыря не видел, а пацаны… Думаешь, я помню, кто в какое время у меня в охране был?.. Плющ? Нет, его еще в девяносто шестом застрелили. После него Костик был, и с ним вроде Хоркин и Калиныч, этот точно за бугор свалил. Костик без вести пропал в девяносто девятом или в двухтысячном. Остается Хорь. У него сейчас охранное агентство, где-то визитка его была.

Надя с надеждой смотрела, как он роется в большом бумажнике.

— Нашел! Надо в трубку забить, вдруг пригодится…

— Алло, господин Хоркин? С вами говорит депутат городского собрания Усачев Антон Тимофеевич. Помнишь еще такого?.. Привет, брателло! Ну, как делишки?.. И у меня все в поряде. Тружусь, аки пчела, на благо населения нашего города… А то! Себя тоже не забываем! Я чего звоню, ты только со стула там не упади. Мне нужен адрес того пидора, который мою Верку фотографировал, ты же ездил тогда к нему?.. Чего, сдурел? На хрен он мне сдался? Я ж теперь депутат… Не, надо о Верке справки навести, родственники ее потеряли. Вдруг фотограф чего слышал?.. На глазок помнишь? Ну, объясняй… Ага,… знаю, понял. Спасибо. Ну, а если у тебя какие проблемы, обращайся. А давай в выходные ко мне на дачку?.. Все там же, в Солнечном. Тогда жду. Пока.

— Значит, найти очень просто, — сказал Усачев, отключившись. — Улица Правды, от метро «Владимирская» второй перекресток, там налево. Записывай, ты ж город не знаешь?.. Там Дом быта, обшарпанный такой аквариум среди старинных домов, сразу увидишь. Так вот напротив него — подворотня. Входишь во двор, первая парадная направо, последний этаж, там одна квартира.

Положив блокнот в сумку, Надя стала благодарить хозяина кабинета.

— Спасибо вам большое, Антон Тимофеевич…

— Не за что! Конечно, сестрица твоя в свое время репутацию мне подмочила, но ты-то тут при чем?

Телефончик оставишь? Интересно будет узнать, нашла ли ты Верку?

— У меня нет сотового.

— Это ты зря, — добродушно заметил депутат. — Купи, штука нужная, особенно для такой симпатичной девушки. Держи визитку. Последний номер — личный, по нему меня всегда найти можно. Если что — звони! Ну, бывай!

Надя без труда нашла Дом быта и подворотню. Кованые ворота оказались закрыты, она прошла через калитку. Дворик поражал чистотой и ухоженностью. Несмотря на то, что солнце вряд ли часто сюда заглядывало, на газоне возле миниатюрного фонтанчика росли цветы и какие-то причудливые, склоняющиеся к земле кусты. Вокруг клумбы стояло несколько скамеек, перед каждой парадной — стилизованный под старину фонарь. Очень симпатичный, чисто петербургский дворик — так оценила его Надя.

На двери нужного ей подъезда красовался золоченый домофон. Нажав номер самой последней квартиры, она ожидала вопроса «Кто там?», но через несколько секунд устройство запиликало и щелкнул замок.

Судя по архитектуре, этот дом был еще древнее, чем у Фаины Абрамовны, но внутри все выглядело новым и гладким. Немало вложили в ремонт этой парадной, думала Надя, пока на бесшумном лифте поднималась на последний этаж. Единственная на площадке дверь оказалась распахнута.

Хозяин, высокий худой мужчина лет сорока-сорока пяти, с длинными, завязанными в хвост волосами и намеком на изящную бородку, цепким взглядом уставился в лицо гостьи.

— Мне показалось, что это Вера. Вы ее сестра?

Надя кивнула.

— Вы первый, кто не обознался.

— Я, хоть и фото, но художник, — улыбнулся мужчина. — Входите, только давайте вслед за мной. Я в коридоре давным-давно лампочку вывернул. Знаете, несколько раз случалось, что мне пленки засвечивали. Требуется абсолютная темнота. Настоящее фотоискусство — только черно-белое! И проявлять необходимо вручную! То, что теперь на компьютере делают — это совершенно из другой оперы, для этого не надо обладать верным глазом, собственным взглядом на мир, нужно только уметь жать на клавиши и пользоваться соответствующими программами. Это уже область техники, а не высокого искусства. Вы согласны со мной?.. — обернулся в полутьме хозяин. — Осторожно, сейчас поворот и две ступеньки вверх, а через пять шагов столько же вниз.

Наконец они миновали причудливой формы коридор и оказались в просторной, метров тридцати, комнате, заполненной софитами, треногами, какими-то зонтиками и еще кучей непонятного назначения предметов. При общей запущенной и несколько неряшливой обстановке в глаза бросались сверкающие новенькие мансардные окна.

Хозяин заметил Надино удивление.

— Нуворишам, которые скупили всю парадную, не удалось меня выселить. Зато они поставили мне за свой счет новые оконца, чтобы я не портил им внешний вид дома. И отлично, что поставили, со старых вечно текло. А, бог с ними, пусть живут! Парадную в порядок привели, лифт поменяли, я только за видеодомофон заплатил. Присаживайтесь, — он указал на прикрытый клетчатым пледом диван. — Дайте-ка я на вас посмотрю. Это Вера вас прислала?

— Не совсем, — попыталась Надежда перебить словоохотливого фотографа.

— Дело в том, что я в последнее время не снимаю женщин… Такая полоса: спрос на хорошее мужское фото очень высок. До недавнего времени у нас не придавали значения истинной красоте мужского лица и тела. Некоторые, конечно, продолжают снимать женщин, но я переключился на мужчин… Хотя, в принципе, можно попробовать…

— Я не сниматься пришла. Извините, я даже вашего имени-отчества не знаю, только фамилию…

— Владимир. А вы? Простите, не поинтересовался…

— Надежда.

— Очень приятно, Наденька. Так зачем же вы пришли к фотографу, если не хотите сниматься?

— Я ищу свою сестру.

— Как?.. — поразился Зинковский. — Разве не Вера вас сюда прислала?

— Вера вообще не знает о моем существовании, я сама узнала о ней пару месяцев назад.

Она вкратце рассказала историю своей семьи, а также то, как пыталась найти сестру в Питере.

— Вы мне показались моложе, чем Вера была семь… нет, восемь лет назад, — заметил фотограф.

— Вы первый, кто не принял меня за сестру.

— Отличий много: у вас чуть полнее губы, правда, в наше время это легко делается… нет маленького шрама на брови, не говоря уже о родинке на шее. У Веры в левом ухе было не менее пяти сережек, у вас уши не проколоты. И общее впечатление, аура, исходящая от вас — совсем другая. Я бы назвал это отсутствием прошлого и связанного с ним опыта. Отсюда — предельная простота, открытость и даже наивность. Веру я видел совсем по-другому. Бесшабашность, или, как теперь говорят, безбашенность, сочеталась в ней с женской мудростью, отсутствие комплексов — с внутренней закрытостью. Женщина-загадка, мечта любого мужчины!