Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда еще он не испытывал такой силы эмоций, как в момент, когда в образе охранника ворвался к себе в покои. Сдернул с шеи амулет-хранитель личины, возвращая свою внешность, наспех переоделся в подобающий костюм и взялся за зеркало. В их мире достаточно было иметь деньги, и тогда отсутствие магии не становилось проблемой, всегда можно было заменить ее артефактами и прочими изделиями магической промышленности. Благо возможностей у него было хоть отбавляй.
Его артефакт мог не только показывать, что происходит в любом уголке поместья, но и запоминать. Поэтому сейчас он смотрел, чем невеста завтракала, обедала и ужинала за последнее время. Что ж, чуда не произошло. Увиденная им лично картина повторялась во время каждой трапезы, и каждый раз гордая упрямица поджимала губы, выбирала что-то, меньше всего испорченное, но ничем больше не выказывала своего отношения. Решила, видимо, терпеть до победного, перебиваясь яблоками с садовой яблони. Даже охранника подбила их воровать, а к нему за помощью не пришла! Ну что за девчонка!
Значит, он устроит ей победу, принесет на блюдечке, только совсем не ту, на которую она рассчитывала. Герцог Ламандский отложил магическое зеркало на бюро и протянул руки камердинеру, тот застегнул на белоснежных манжетах запонки – последний штрих безупречного образа лорда, и Андрэ стремительным шагом покинул помещения. В кухне, куда он вошел предельно собранным, царило молчание. И это было хорошо. Он не представлял, как совладал бы с собой, посмей кто-то ослушаться приказа, который он отдал под личиной капитана.
Его ярость была столь мощной и всепоглощающей, что, отпусти он ее хоть на долю дюйма, она бы сокрушила всех и вся. Поэтому самым мудрым, что он мог сделать, было сковать самого себя тисками самоконтроля, чтобы ни одна эмоция не смогла пробиться сквозь эту броню.
Он наказал своих людей. Не для того, чтобы покрасоваться перед невестой или расположить ее к себе, нет. Повара с главной кухаркой вполне заслужили отвратный перекус. Никто не посмеет творить подлости за его спиной и от его имени. А если уж Андрэ Ревьен что и ненавидел в этой жизни, так это людскую бесчестность вкупе с откровенной жестокостью.
Ингрид тоже была похожа скорее на ледяную статую, чем на саму себя. В том, что девушка вполне нормальна и даже может быть веселой и забавной, он лично убедился в библиотеке и в парке. Ему понравились ее остроумие и свет синих глаз, которые она не прятала, когда общалась с охранником. И хоть она мало напоминала ту холодную, блистательную, одетую с иголочки леди, что он в первый раз увидел на балу, такой как теперь она нравилась ему гораздо больше. Несмотря на нездоровую худобу, которую не в силах были скрыть пышные платья, и землистый цвет лица, в ней чувствовалась жизнь. Был тот задор и интерес, что отсутствовал раньше. Леди Ингрид оказалась интересной, влекущей и даже в каком-то смысле самобытной.
Он с удовольствием предвкушал, как вернется к ней в комнату в виде охранника, и они продолжат их увлекательные пикировки, а потом обязательно сходят куда-нибудь, где опять с ними приключится что-то необычное. Пожалуй, идея побыть немного капитаном Горелом, чтобы узнать получше избегающую его настоящего невесту, была просто блестящей. Давно он не чувствовал себя таким свободным и не смаковал мысленно грядущие события.
Что ж, похоже, история, начавшаяся с убийства, обещает принести им обоим много приятных сюрпризов.
Глава 16
Первым в комнату вошел поваренок с очередным подносом в руках. У меня от вида блюд, накрытых металлическими колпаками, дернулся глаз, как бы намекая, что эта психологическая травма со мной надолго. Но показывать слабость тут было нельзя, да и соответствовать статусу леди требовали обстоятельства. Поэтому я выдержала паузу, позаимствовав хитрость у герцога, а потом строго и холодно поинтересовалась:
– Опять с червями?
– Нет, что вы, леди! – замотал головой парнишка так, что я испугалась, как бы не слетел с черноволосой макушки колпак. – Его Светлость нас выпорет всех, если мы посмеем ослушаться.
– Санни, посмотри, что там, – царственно махнула я рукой. Раз уж герцог прилюдно заступился, следовало удерживать позиции, а не трястись в страхе как чихуахуа перед большой плюшевой игрушкой.
Горничная не менее царственной походкой приблизилась к пацаненку и быстро заглянула под крышку. Осмелев, подняла ее еще раз и уже более вдумчиво изучила содержимое. Мой разнесчастный желудок мхатовского представления не выдержал – ревом дикого тигра сообщил всем о том, что леди изволит отобедать немедленно. Санни поджала губы, а паренек застыл, явно силясь не выдать закономерной реакции на проявление господской физиологии. И только лишь уши, торчащие из-под колпака, равномерно покрылись юношеским красным румянцем.
Немую сцену прервал Нейт. Темноволосый капитан влетел в покои как порыв свежего ветра. Он нес с собой свободу, жизнелюбие и обещание лучшего.
– Что тут у вас? – Горел смело, как и полагается солдату и просто мужчине, сунул нос в принесенные блюда и вроде бы остался доволен. – Леди, надеюсь, отсутствие живности в горячем не помешает вам угостить своего верного слугу? С этими срочными поручениями герцога я даже перекусить не успел, а до яблок, как вы помните, мы с вами так и не добрались.
Нейт молол языком без устали и бесцеремонно подталкивал Санни между лопаток, чтобы та поскорее накрывала на стол. Мне же оставалось благодарно наблюдать за его действиями, явно направленными на то, чтобы поскорее накормить меня. В то, что бравый солдат оголодал настолько, я конечно же не поверила. Такая косвенная забота теплом отдалась в сердце, и было приятно осознавать, что хоть кто-то здесь не чинит мне препятствий, а даже наоборот – занимает мою сторону, пусть и выражается это всего лишь в мелочах.
А после раннего обеда я действительно отправилась на кухню, стряпать. И пусть герцог думает об этом, что хочет, мало ли какие у леди капризы случаются! Мне все равно с ним не долго жить придется, а вот временно обустраиваться нужно с комфортом, да и поесть наконец нормально очень хотелось. Просторное помещение показалось мне таким же чистым и теплым, как в первый раз. Немного вызвала вопросы длинная, незнакомая печь, но я ведь и