– Ладно, Олег, – сказал Абдрашидзе, и Приходченко, сделавусилие, вернулся к тому, о чем они говорили. – Я попробую ему показать вашибумаги. Не ждать же, действительно, до лета. Но только после праздников.Слышишь? Какая ранняя зима в вашей чертовой Москве! Теперь пока весныдождешься, с ума сойдешь…

Прямо с очередного благотворительного бала, на который онзачем-то должен был давать деньги, Тимофей Кольцов вернулся на работу. Женуводитель повез на дачу, таким образом получалось, что Тимофей совершенносвободен дня на три. Не нужно разговаривать – “делиться”, так называла этиразговоры ни о чем Диана, – отвечать на вопросы, навещать по вечерам ееполовину квартиры. “Живем, как мусульмане, – усмехнулся Тимофей неожиданно. –Женская половина дома, мужская…”

Он с удовольствием думал о том, что обязательная частьобщественной жизни на сегодня выполнена и он наконец-то займется делами.Сколько времени впустую прошло, он уехал на этот бал в восемь часов! Да ещеобязательно надо со всеми выпить, а его дьявол моментально пронюхивал, что онвыпил, и заявлялся в его сны, как к себе домой. Тимофей завидовал всем этимбогатым бездельникам только в одном – они могли расслабляться сколько хотели, аон не мог. Его на каждом шагу караулил его личный дьявол, и избавление от негобыло только одно – работа. До черных точек в глазах, до тяжелого стука усталойкрови в затылке, до разжавшихся пальцев, не способных держать телефон. И ни скем не “делиться”, приехать домой, упасть в сладостное беспамятство – до утра.Обычно ему удавалось жить именно так, как нужно для того, чтобы дьявол ненаведывался к нему каждую ночь. Теперь, с этими выборами, стало сложнее.Появилось множество отвлекающих, раздражающих “парадных” дел, которые он долженбыл делать. И появилось множество людей, говоривших ему, что именно он долженделать. Раньше такое было невозможно, и нынешнее положение дел его раздражало.

Он давно разучился жить по указке. Он сам прекрасно знал,что должен делать. Он хотел активных, сильных, лучше всего боевых,беспроигрышных действий. Как выстрел с крейсера “Аврора” – раз, и вся мироваяистория повернула вспять.

У Тимофея были свои представления об исторических событиях.Он всегда очень удачно прилаживал под себя исторические аналогии из школьногоучебника.

Ему мешала мышиная возня вокруг него. Он ощущал этинепрерывные танцы, в сто раз усилившиеся с тех пор, как он принял решениебаллотироваться в губернаторы. Замы валили друг на друга ошибки, кто-то кого-топодсиживал, кто-то кого-то подставлял, кто-то даже пытался им управлять, вродедурочки Духовой. И он, Тимофей Кольцов, не мог уехать на завод, не согласовав сней отъезд, потому что именно она составляла расписание его общественной жизни,которая вдруг стала занимать слишком много места. Завод ему был важнее, чемлюбая общественная жизнь, пусть даже ужин со Сванидзе, а Юлия утверждалаобратное. Он давал себя убедить, сознавая, что, наверное, журналисты тоже длячего-то нужны, раз существуют в природе. Не то чтобы Тимофей Ильич Кольцовнедооценивал прессу, просто он был уверен, что прессой должен заниматься тот,кто что-то в ней понимает, а сам он должен заниматься делом. Надо так надо, онготов отвечать на идиотские вопросы журналистов, ничего не понимающих ни вреальной жизни, ни в реальной политике. Он готов просидеть вечер в театральнойложе рядом с женой, сверкающей как немецкая рождественская елка, и даже незаснуть. Но лучше бы ничего этого не было. Лучше бы “общественное лицо” ТимофеяКольцова существовало само по себе, а он и его империя – сами по себе.

Выборы были задуманы им как очередное спасение от дьявола.Может, если работать еще больше, дьявол сдастся и отпустит его на свободуокончательно. Он как-то не учел – наверное, впервые в жизни, – что политика –это на редкость бездарное времяпрепровождение и бесконечные разговоры, изкоторых и складывается то, что те же самодовольные журналисты называют имиджем.А в разговорах Тимофей как раз и не был силен. Лучше бы всего как крейсер“Аврора”, один раз ахнул, и хватит…

Смеясь над собой, Тимофей потянулся за кожаной папкой, лежащейна дальнем конце стола. Он не мог вспомнить, откуда она взялась и что в ней забумаги.

– Дим! – крикнул он в распахнутую дверь, открывая тяжелуюкожаную крышку. На пороге кабинета тут же возник охранник. По причине позднеговремени галстук у него был распущен, рукава белоснежной рубашки закатаны.Работая по вечерам, они позволяли друг другу такие вольности и чувствовали себязаговорщиками. Тимофей дружил со своей охраной.

– Да, Тимофей Ильич!

– Брось на компьютере играть, свари кофейку, – попросилТимофей рассеянно. Бумаги из этой папки выглядели совсем незнакомыми. Раньше оних точно никогда не видел.

– Я не играю, Тимофей Ильич, – возразил Дима. – Я ЕленеЛьвовне ксерокс починил.

Тимофей поднял глаза от бумаг, и охранник моментальноретировался. Он знал правила и выполнял их беспрекословно.

Второй охранник, сидевший перед еле слышным телевизором,поднял на Диму глаза.

– Ну, что он?

– Кофе попросил. Читает что-то. Боюсь, сегодня долгопросидим.

– Да это и так понятно было, что долго, – сказалмногоопытный Леша, снимая ноги со стула. – Он сегодня в восемь уехал, считай,четыре часа недобрал. Вот и прибавляй. Сейчас сколько?

– Лучше я не буду прибавлять. – Дима засыпал в кофеварку“Кафэ Нуар”. – Разве может человек столько работать, сколько босс? По двадцатьчасов?

– А чего ему не работать? – спросил Леша, потягиваясь ивновь пристраивая ноги на соседний стул. – Он небось не за так, он на себяработает. Вон какую империю соорудил. И еще больше соорудит, если не взорвут водин прекрасный день вместе с нами.

– Пошел в… – Дима не любил таких разговоров. В конце концов,все знают, на что идут. И босс не зря тратит денежки на ежегодные визиты своихтелохранителей на тренировочные базы в Израиле. Нормальная работа. Не хуже и нелучше других. И, самое главное, босс – настоящий мужик.

Кофе забулькал в хитрой японской кофеварке. Одуряющий, почтинаркотический запах волнами пошел по приемной, добрался до открытой двери вкабинет.

– Скоро дадите? – спросил Тимофей. Он, кажется, и голоса неповышал, а Дима возник на пороге ровно через десять секунд – услышал,поторопился. Прихлебывая густой, как гуталин, кофе, Тимофей читал “забытые” наего столе бумаги с живейшим интересом. Он даже не вспомнил про текущие дела,которые собирался переделать за вечер.

Неизвестный автор предлагал ему совсем новую концепциювыборов. Как раз такую, как ему представлялось. Абсолютно реальный списокабсолютно реальных, а главное, коротких дел – долгожданный выстрел крейсера“Авроры”, за которым последует всеобщее благоденствие. Он освободится отежедневной пытки, называемой общественной жизнью, народ поверит в своего героя,а город избавится от заразы. И всего-то и надо – ха! – задушить в Калининграденаркоту.