– Таким образом, совместив все действия по четыремнаправлениям, которые мы назвали условно “Репутация, доверие, надежность изабота”, и прибавив сюда обещание избавить город от наркотиков, мы получимпредсказуемую, положительную реакцию избирателей. По нашим сегодняшним оценкам,мы вполне сможем победить в первом туре.

– Надеюсь. – Кольцов медленно обвел взглядом всехсобравшихся, давая понять, что он заканчивает встречу. – Игорь Вахтангович,проинформируйте коллег о нашем графике. Я улетаю в Калининград послезавтра.Надеюсь, что к этому времени будет готов не общий, а абсолютно конкретный план,тем более мы все так любим конкретные планы. Вы, – он в упор посмотрел наКатерину, – проинформируете меня о нем в самолете. Благодарю вас, господа.

В золотисто-бежевой приемной вышедшая последней Юлия Духовасказала Катерине с беззаботной улыбкой:

– Все это полная чушь то, что вы наговорили. И, уверяю вас,к завтрашнему дню будет принято другое решение. Так что мой вам совет – нерадуйтесь особенно.

– Да я и не радуюсь, – пробормотала Катерина.

* * *

– Мы получили информацию. Спасибо. У вас все получилось.

– Еще бы. Я контролирую ситуацию, как и обещал.

– Девушка не догадывается?

– И не догадается. Все будет в порядке. Дня через три я будузнать весь график, поминутно. Вам останется только принимать контрмеры.

– И примем. Может, “жучок” все-таки поставить?

– Может, и поставить. Я не смогу быть рядом каждую минуту.Да это и подозрительно в конце концов.

– Хорошо, встретитесь с Павлом и все обсудите насчет“жучка”. Деньги мы перевели.

– O.K. И не звоните мне, лучше я…

– Побаиваетесь все же?

– Да ведь не вы же головой рискуете!

* * *

Тимофей стоял на самом краю и думал. Под ним и перед нимдышало и ревело невидимое в темноте громадное холодное море. Он выстроил этотпирс специально, чтобы приходить сюда, когда вздумается, и слушать море.

Тимофей Кольцов не был романтиком и поэтом, но морезавораживало и пугало его. Он относился к нему как к живому организму. В егоприсутствии он мог думать и принимать решения лучше, чем в присутствии своихкомпетентных и профессиональных замов. Море было таким же, как он сам, –расчетливо неуправляемым, не подчиняющимся никакому контролю, создающим всеголишь иллюзию близости к людям.

Люди могли использовать его только в той степени, которуюоно допускало, и Тимофей тоже. Они оба не боялись выходить из берегов изаглатывать слабых и не готовых к борьбе.

Он никогда не мог толком объяснить себе своего отношения кморю, но когда пытался, выходило что-то в этом роде.

Ночная Балтика обдавала его соленым и влажным ветром. Белаяпена исступленно бросалась на бетонные стойки пирса и ни с чем откатываласьназад. Тимофей думал.

Охрана на пирс за ним не пошла – темный силуэт, похожий наодногорбого верблюда, маячил почти у подъемника. Ребятам было неуютно на ночномфевральском ветру, они сбились в кучу и маялись, ожидая, когда у шефа пройдеточередной приступ любви к морским прогулкам.

Но шеф не торопился.

За три дня он провел восемь совещаний, уволил заместителядиректора “Янтаря” по хозяйственной части, который стал воровать слишкомактивно, а директор уволить его не мог, потому что тот – родной племянник мэра.Племянника Тимофей выгнал, с мэром объяснился вполне по-дружески. До сих порТимофей был нужен мэру гораздо больше, чем мэр Тимофею, и такое положение делнеобходимо сохранить во что бы то ни стало, что Тимофей и сделал.

Ему всегда нравилось вникать в подробные мелочи управления.Они позволяли оставаться в курсе всех дел и не давали расслабиться окружению.

Барин в любой момент мог нагрянуть и потребовать отуправляющих детальных отчетов. В гневе его превосходительство был крутенек, иуправляющим ничего не оставалось, как вылезать из кожи вон, стараясь непрогневать батюшку.

Тимофей усмехнулся, вспоминая, где это он понабралсяподобной чепухи про его превосходительство и батюшку-барина. Где-то когда-топрочел, хотя где и когда – не помнил. И что это было – тоже не помнил.Литература не интересовала его. Впрочем, его ничто не интересовало, кромеодного – заставить окружающих делать то, что нужно ему, Тимофею Кольцову. Емунравилось это чувство, оно опьяняло его гораздо лучше водки, пить которую емуне позволял его дьявол.

Хоть какая-то от него польза. Неизвестно, в какой канавеТимофей закончил бы жизнь, если бы мог пить. Вероятно, в самой ближайшей к томурайонному суду, в котором судили Михалыча.

Тимофей сильно вздрогнул и стиснул в кулаке зажигалку.Зажигалка негромко хрустнула, ломаясь, и металлическая ее основа больно впиласьему в ладонь.

Не думать. Как это вышло, что он об этом подумал? Не сметь.Не давать себе ни малейшего шанса.

Что там у нас с делами?

Он поужинал с начальником порта, встретил и проводилнорвежцев. Компания “Викинг Си Фудс” собиралась купить у него два траулера, идело застопорилось. Очевидно, он слишком мало заплатил тому, кто лоббировалконтракт, и это нужно срочно исправить.

Он отказал в деньгах театру и подписал сумасшедшую смету назоопарк.

Он знал в зоопарке каждую дырку в заборе и каждый закоулокмежду клетками. Конечно, у него никогда не было такой роскоши, как десятькопеек, чтобы купить себе билет, и поэтому он перебирался по мостику черезкрошечную вонючую речку, в которую в зоопарке валили все звериные отходы, а натой стороне сетка была прорвана, и никто никогда ее не чинил. Он попадал взоопарк как-то сбоку, далеко от основных нарядных дорожек, где гуляли семьямипраздные идиоты, приперевшиеся, чтобы пялиться на диковинное зверье.

Тимофей ненавидел эти семьи и этих идиотов. Они еще покупалисвоим деткам воздушные шары и мороженое и катали их в тележках, которые везлинарядные пони. Однажды он перерезал пони уздечку, пока ленивый кучер что-товыяснял у толстой кассирши. Тимофей из-за дерева наблюдал, как изумление кучерасменяется тяжким недоумением, а потом яростью и он хлещет ни в чем не повинногопони и матерится, грозясь “убить этого ублюдка”, а детки вокруг радостнохохочут, как будто в цирке.

Потом он все-таки поймал Тимофея и раза четыре ударил, покаего не спасла Маша.

Эта Маша, непонятно почему, жалела Тимофея. Хотя жалеть егобыло трудно – он ненавидел все вокруг. Он ненавидел такой лютой отчаяннойболезненной ненавистью, что крушил все, что попадалось у него на пути, –стекла, заборы, машины. Он воровал то, что ему нравилось, а то, что неудавалось украсть, он изничтожал и портил.