– Не знаю точно. Сила – какой-то вид силы.

– Ты не знаешь?

Голос у него был подозрительный, вид – тоже.

– Я честно не знаю, откуда взялся скачок силы, когда мысоприкоснулись. Мне это тоже не понравилось.

– Я хочу домой, – сказал он. – Мне ненравится мысль, что меня выменяют, и не нравится, что меня предлагают длясекса, как шлюху какую-нибудь.

Он не сдержал злости, она выразилась в голосе, и от нее силапахнула на меня как жаром.

– Осторожней, кот! – предостерег Октавий.

– Нет, – сказала я. – Мне нужна честность. Явидала, что бывает, когда кого-нибудь насильно включают в группу, в которой онбыть не хочет. У местного прайда львов все в порядке, и портить им жизнь я нехочу.

– Значит, ты не будешь испытывать Пирса? – спросилОгги с дивана.

Я покачала головой:

– Отправь его домой, Огги. Я удивлена, что ты привезего сюда против его желания.

– Банни говорила, что такого любовника она в жизни невидела. Я думал, тебе это понравится.

Я не сумела достаточно быстро справиться с выражением лица.

– Я что-то не то сказал? – спросил Огги.

– Просто подумалось, насчет Банни… – я махнуларукой, будто отгоняя видение. – Так, представилось.

– Она бывает грубой, но свою работу отлично делает.

Я посмотрела на Огги:

– И эта работа?…

– Секс.

– Она твоя метресса, а не шлюха. Это значит не толькосекс.

– А вот это слова Жан-Клода.

– Может быть, но все равно они справедливы.

Он пожал массивными плечами:

– Ты ее видела, Анита. Ты можешь себе представить, какмы с Банни сидим и ведем остроумную беседу?

Я не смогла сдержать смех.

– Нет, наверное… – Тут мне в голову пришла ещеодна мысль. – Но зачем встречаться с девушкой, с которой невозможноразговаривать?

Он просто уставился на меня с выражением, которого я непоняла.

– А ведь ты говоришь всерьез. – Он улыбнулся почтипечально, покачал головой и отвел глаза. – Ох, Анита, ты меня заставляешьчувствовать себя старым-старым циником.

– Мне извиниться?

Он поднял глаза, все еще улыбаясь.

– Нет, но этот всерьез заданный вопрос заставляет менязадуматься над моим выбором pomme de sang для тебя. Я искал хороших партнеров всексе, доминантных, потому что пара лишних солдат никому не помешает. Я неискал умения вести беседу или кого-то с теми же интересами, что у тебя. Неискал кавалера – искал пищу и потрахаться.

– Тебе нужна женщина в организации, Огги. Одни мужики…это несколько тебя ограничивает.

– Хочешь сказать, мне не хватает женского подхода?

– Да, и здесь нет ни одной женщины из линии Белль, чтосогласилась бы поехать просто в качестве твоей шлюхи. Мы им пообещали, что уних у всех будет выбор.

– Это что, я должен буду за ними ухаживать?

– Именно так, – кивнула я.

– И Жан-Клод на это согласился? – спросил Октавий.

Я кивнула:

– Он дал слово, что никто не будет принужден к сексупротив воли.

– Ох, – сказал Огги – и рассмеялся. –Ухаживать… я же уже сотню лет этого не делал. Интересно, помню ли еще.

– Мастер города, – произнес Октавий, – необязан ухаживать. Он отдает приказы.

– Для такого подхода ты выбрал не тот город, –сказала я.

– Ты в этом так уверена?

– Абсолютно.

– Попробуй Хэвена, – сказал Огги. – Если онтебе не понравится, мне придется посылать домой за менее доминантной заменой.

Я посмотрела на стоящего передо мной высокого мужчину. Онсмотрел на меня со спокойной улыбкой, а я ему не верила. Эта физиономия былаего версией коповской маски. Способ спрятать что угодно.

Хэвен грациозно опустился на колени и оказался ненамногониже меня. Я мысленно добавила к его росту по крайней мере дюйм. Он засмеялся –веселым смехом, с виду таким искренним.

– Видела бы ты свое лицо – сколько подозрительности! Явсего лишь подумал, что так ты сможешь выбрать – запястье или шея. Если бы ястоял, тебе бы до шеи не дотянуться.

Вполне разумно, так почему же мне оно так не понравилось? Небыло другого ответа, кроме того, который возник у меня, как только я егоувидела. В такой близости от него включалась та примитивная часть мозга,которая сохраняет тебе жизнь, если с ней не спорить. Коснуться его – это чем-тоопасно, но чем? С этой примитивной частью мозга трудность в том, что она неуговаривает, не объясняет – она просто чует. Можно ведь просто прикоснуться кнему, потом отказаться. Он себе уедет в Чикаго, все довольны.

Я потянулась к его руке, он ее мне дал. Я подумала, будет литакой же удар энергии, как с Пирсом, но это оказалась всего лишь теплая рука.Очень пассивно лежащая в моей, но, когда я отодвинула рукав пиджака, под нимоказался рукав рубашки с настоящими запонками.

– Черт!

– Тебе не нравятся запонки?

Я посмотрела на него недовольно:

– Это такая возня – их расстегивать…

Он снова улыбнулся мне, но на этот раз глаза не были так женейтрально-приветливы. В них сверкнул холод – и почему-то мне от этого сталопроще. Люблю правду… почти всегда.

– А отчего ты улыбнулась? – спросил он с едвазаметной неуверенностью. Уже приятно.

– Так просто.

Я провела рукой по его щеке, повернула ему голову, выставляялинию шеи над воротником рубашки, наклонилась к нему, опираясь одной рукой наплечо для равновесия, другой прикасаясь к щеке. Шея – это куда интимнеезапястья.

Я хотела всего лишь приложиться губами к шее, но, когдавдохнула запах его кожи, все мои добрые намерения разлетелись. Так тепло отнего пахло, так неимоверно тепло…

Я прильнула лицом к этой теплой, гладкой линии так близко,что дуновение мысли могло бы вызвать контакт моих губ с его кожей, но я некоснулась его, только вдохнула его запах. Теплый, с едва заметным оттенкомкакого-то одеколона, мыла, и под всем этим – запах его тела. Человеческийзапах, а еще глубже, где мое дыхание горячей струей отражалось от него,мускусная струйка кошачьего запаха. Чище, не такого острого, как запахлеопарда. Но именно что кошачьего. Не волк, не собака. Я вдыхала аромат льва,поднимающийся от шкуры, будто его вызывало мое дыхание.

Руки скользнули вниз к его спине, по плечам, я обернуласьвокруг него. До сих пор он вел себя прилично, держа руки по швам, но сейчаспотянулся ко мне, обнял меня силой этих рук, пальцев, вминая их в меня черезткань одежды.