Виви улыбнулась, но ее лицо выглядело осунувшимся от усталости.

– Работа над этим платьем для чаепитий оказалась сложнее, чем я ожидала. Но завтра суббота, так что мне не придется вставать слишком рано.

– Тогда давай пойдем погуляем. Едва ли тебе удалось хоть чуть-чуть осмотреть Париж. Мы с Эрнстом должны были завтра поехать в Лувр, но ему придется работать. Так что давай отправимся туда вдвоем. Можно позвать и Мирей, если она, конечно, захочет.

И вот три девушки надели свои лучшие юбки и жакеты и вышли на улицу вместе. Виви вытащила из сумки камеру и сказала:

– Раз уж мы собираемся осмотреть достопримечательности, давайте я сделаю несколько снимков. – Она показала Клэр и Мирей, как им надо встать у витрины ателье Делавина.

– Подожди! – воскликнула Клэр. Она подбежала к мужчине, только что спешившемуся с велосипеда. – Месье, не могли бы вы сфотографировать нас троих? – спросила она.

– Bien sûr[23]. – Мужчина улыбнулся, увидев девушек, одетых для прогулки, и щелкнул затвором камеры. – Bonne continuation, mesdames[24]. – Он улыбнулся, вернув камеру Виви, и продолжил свой путь, толкая свой велосипед вдоль бульвара и весело насвистывая.

Смеясь и болтая, Клэр, Мирей и Виви подошли к реке и двое из них перешли на правый берег, а Виви остановилась, чтобы сфотографировать Нотр-Дам и остров Ситé.

Липы в садах рядом с Сеной были одеты в свои свежие зеленые наряды, махали и кивали девушкам, когда они проходили по quai[25] в эту яркую и свежую майскую субботу.

Несмотря на разочарование от того, что Эрнст подвел ее, сердце Клэр буквально пело, пока они гуляли. Но наверняка еще найдется возможность выбраться сюда и с ним, ведь впереди целое лето. Они вместе бродили бы по тем же улицам, взявшись за руки, вместе строили бы планы на будущее. Она даже осмелилась представить, что когда-нибудь наступит лето, когда она сможет прогуляться здесь с обручальным кольцом на пальце, толкая перед собой коляску с пухлым белокурым ребенком, который будет смеяться и махать покрытым солнечным светом липовым ветвям над своей головой. Но она поняла, что на данный момент компания ее подруг более чем компенсировала отсутствие Эрнста.

Она чувствовала себя совершенно беззаботной, чего с ней не случалось за долгие месяцы. Со времен приезда в Париж она ощущала почти полную изолированность от остального мира, а визит Жан-Поля по-настоящему раскрыл ей глаза на то, насколько она отрезана от своей семьи и своих корней в Бретани. Она написала отцу и Марку в Порт-Мейлон и, хотя на открытках еще было дозволенное место, несколько строчек так и остались пустыми: она написала, что у нее все в порядке и в Париже ей хорошо, что она скучает по ним и дарит им всю свою любовь. Она испытала подлинное облегчение, когда передала открытку в почтовое отделение, и почувствовала, что ее связь с семьей восстанавливается, только тогда осознав, насколько искренними были чувства, о которых она писала. И она очень дорожила карточкой, которую получила от своего Papa[26], где говорилось, как сильно он за нее переживает.

Никто из них раньше не был в Лувре, поэтому, проходя сквозь пещерообразную прихожую, они испытали настоящее благоговение, минуя двоих охранников, которые, подобно часовым, стояли у двери.

Они бродили по комнатам, в которых некоторые стены вплоть до плинтусов были обнажены, словно многие из произведений искусства были загадочно унесены неким духом; несколько галерей были полностью закрыты. Но в музее оставалось еще более чем достаточно картин и скульптур, чтобы их интерес не угасал. Девушки немного отдалились друг от друга, медленно передвигаясь по открытым галереям, теряясь в бесконечных пейзажах и лицах портретов, которые годами смотрели с этих стен.

Повернув за угол, Клэр оказалась в комнате с огромными алебастровыми изваяниями времен итальянского Возрождения. Она смутно осознавала, что Мирей и Виви входят в галерею позади нее, когда подошла к скульптуре лежащей женщины, оцепленной красной бархатной веревкой, восхищаясь тем, как облегающие ее одежды, вырезанные из твердой горной породы, выглядят текучими и хрупкими, словно шелка, с которыми ежедневно работают швеи.

Вдруг ее взгляд привлек профиль молодого человека, который задумчиво ходил вокруг огромной статуи римского императора. Ей потребовалось время, чтобы узнать его в гражданской одежде, но затем ее сердце подпрыгнуло от радости. В конце концов он пришел.

– Эрнст! – позвала она и направилась к нему, ее лицо засияло от неожиданной радости, когда она увидела его здесь.

Услышав свое имя, он повернулся к ней. Но вместо того, чтобы обрадоваться вместе с ней, он изменился в лице и отступил на шаг назад, подняв одну руку, словно собирался защищаться, если она подойдет ближе.

В замешательстве Клэр заколебалась, ее улыбка померкла. А потом она замерла, когда из-за постамента статуи появилась женщина в элегантном твидовом костюме. Она держала за руку маленького мальчика, чьи волосы были почти такими же белыми, как у его матери. Пока Клэр наблюдала, объятая ужасом, женщина протянула свободную руку, чтобы погладить Эрнста по спине, говоря что-то по-немецки. А маленький мальчик протянул ручки, и был поднят человеком, которого он называл «Vati»[27].

Когда все трое отвернулись и покинули галерею, Клэр почувствовала, как ее колени подкосились, и она вцепилась в красную бархатную веревку – точно такую же, как та, которая разделяла столики в ночном клубе в канун Нового года, чтобы хоть немного собраться с силами.

А потом к ней подошли Мирей и Виви и поддержали, чтобы она не упала на пол. Они повели ее прочь, а сердце ее разлеталось на тысячу осколков.

После знакомства с последней главой истории Клэр, я планирую посетить Лувр. Не так уж просто выкроить время для осмотра достопримечательностей, когда в «Агенстве Гийме» ритм работы продиктован Показами, именно так, с заглавной «П». Уже сейчас, хотя еще январь, а над городом висит мокрое серое небо, мы начинаем готовиться к весенним и летним показам от Haute Couture, запланированным на этот же месяц. Я уже воодушевилась этим событием и полна решимости как следует поработать, чтобы, когда дойдет до подготовки к очередной Парижской неделе моды, быть по-настоящему на коне. Понимаю, как это может быть утомительно, но вместе с тем я испытываю и волнение, так что просто не могу дождаться, когда мне доведется пережить все это.

Наконец в работе наступает короткое затишье. Унылое воскресенье, в квартире холодно и на меня накатывает легкий приступ клаустрофобии – просто идеальный день для посещения Лувра. Тьерри соглашается сопровождать меня, и мы встречаемся возле стеклянной пирамиды, расположенной прямо у современного входа в музей со стороны площади Каррузель. Когда я туда добираюсь, он уже ждет меня, глубоко упрятав руки в карманы парки, его волосы ерошит ветер, кружащий по открытой со всех сторон площади. Мы обнимаемся, коротко и слегка неловко, понимая, что впервые оказались, можно сказать, наедине, без толпящихся вокруг друзей и пришедших на концерт зрителей, которые скрывают наше молчание.