госпожа Син передала свою племянницу Син Сю-янь на попечение Фын-цзе. Фын-цзе подумала, что в саду и так живет много девушек с различными характерами, но в то же время устраивать Син Сю-янь отдельно было неудобно, поэтому она решила, что лучше всего отправить ее жить к Ин-чунь. Поступив так, Фын-цзе считала, что, если в дальнейшем Син Сю-янь будет чем-нибудь недовольна и об этом узнает госпожа Син, ее, Фын-цзе, это совершенно не будет касаться. Устроив девушку, Фын-цзе посылала ей такое же месячное жалованье, как Ин-чунь, но только в тех случаях, когда Сю-янь по целому месяцу жила в саду.

Постепенно приглядевшись к Сю-янь, Фын-цзе пришла к выводу, что она ничем не напоминает госпожу Син, что это очень милая и ласковая девочка, и стала любить и жалеть ее больше, чем других барышень, – ведь Сю-янь была бедной и ей тяжело жилось, а госпожа Син не очень обращала на это внимание.

Матушка Цзя и госпожа Ван горячо любили Ли Вань за ее ум и за то, что она свято хранит память об умершем муже, и сейчас, когда приехала ее тетка, они не хотели ее отпускать. Тетка сначала не желала оставаться здесь, но так как матушка Цзя была непреклонной, та согласилась остаться и поселилась вместе с дочерьми Ли Вэнь и Ли Ци в «деревушке Благоухающего риса».

В это время случилось так, что Преданный и Почтительный хоу Ши Дин получил повышение и должен был вместе со своей семьей отправиться к месту службы в другую провинцию.

Матушка Цзя, которая была привязана к Сян-юнь, решила оставить девушку у себя и принять ее в свою семью. Она хотела, чтобы Сян-юнь жила отдельно, но Сян-юнь выразила желание жить вместе с Бао-чай. Матушка Цзя дала на это согласие, и все было улажено.

Теперь в «саду Роскошных зрелищ» стало еще оживленнее, чем раньше. Ли Вань возглавляла поэтическое общество, а вместе с нею, если считать Ин-чунь, Тань-чунь, Си-чунь, Бао-чай, Дай-юй, Сян-юнь, Ли Вэнь, Ли Ци, Сюэ Бао-цинь, Син Сю-янь, а также Фын-цзе и Бао-юя, в нем насчитывалось тринадцать человек. Что касается возраста, то всем, исключая Ли Вань и Фын-цзе, было не более пятнадцати-шестнадцати лет, причем разница составляла месяц-два, так что нельзя было разобрать, кто старше, кто моложе. Этого не различали даже матушка Цзя и ее служанки и называли членов «Бегонии» как придется: «старшая сестра», «младшая сестра», «старший брат», «младший брат».

Между тем все помыслы Сян-лин были сосредоточены на стихах. Но она не осмеливалась слишком докучать Бао-чай, поэтому для нее как нельзя кстати оказался приезд Сян-юнь. Сян-юнь, как известно, была большой любительницей поговорить, а тут Сян-лин сама обращалась с просьбой научить ее писать стихи. Сян-юнь была в полном восторге и рассуждала с Сян-лин о стихах дни и ночи.

– Право же, я совсем оглохла от вашего шума! – смеясь, говорила им Бао-чай. – Эта девчонка считает сочинение стихов серьезным делом и взялась изучать поэзию! Да ведь если об этом узнают ученые люди, они будут смеяться, скажут, что она занимается не своим делом! От одной Сян-лин покоя не было, а тут появилась такая трещотка, как ты; только и слышно: что значит «задумчивость и подавленность в стихах Ду Фу», «скромность и утонченность стихов Вэй Ин-у»[153], как понимать «изысканность и красоту стихов Вэнь Ба-ча»[154], «загадочность и скрытность Ли И-шаня»! Разве вы похожи на девушек? Со стороны можно подумать, что вы сумасшедшие!

Сян-лин и Сян-юнь только смеялись в ответ.

За этим разговором их застала Бао-цинь. Бао-чай обратила внимание на ее плащ из неизвестной ткани, блестевший золотом и бирюзой.

– Откуда у тебя такой плащ? – поинтересовалась она.

– Мне дала его старая госпожа, потому что идет снег, – ответила Бао-цинь.

– Да он соткан из павлиньего пуха! – воскликнула Сян-лин, подойдя к Бао-цинь и рассмотрев ее плащ. – Неудивительно, что он так красив!

– Да какой же это павлиний пух? – возразила Сян-юнь. – Просто он сделан из перышек, которые растут на голове дикой утки. Видимо, ты понравилась старой госпоже: уж как она любит Бао-юя, но даже ему не дала ни разу надеть этот плащ!

– «У каждого свое счастье», – гласит пословица, – заметила Бао-чай. – Я даже не могла подумать, что она приедет к нам! А тут еще старая госпожа так полюбила ее.

– Почаще посещала бы наш сад, когда тебе не приходится бывать со старой госпожой, – предложила Сян-юнь, обращаясь к Бао-цинь. – У нее и у нас здесь в саду только и знают, что играть, шутить, пить да есть! Если ты заходишь навестить госпожу Ван и она дома, посиди с ней немного, побеседуй, но если ее дома нет, уходи оттуда сейчас же, потому что у нее в комнатах множество служанок, мысли у них всегда дурные, и они только ищут случая, как бы над нами посмеяться.

Все это было сказано таким тоном, что Бао-чай, Бао-цинь, Сян-лин и Ин-эр невольно расхохотались.

– Нельзя сказать, что ты бессердечна, – с улыбкой сказала Бао-чай, – но ты высказываешься чересчур прямо, будто Бао-цинь твоя младшая сестра!

Сян-юнь лукаво улыбнулась, еще раз пристально взглянула на Бао-цинь и промолвила:

– Между прочим, такое одеяние идет только ей! Никому другому, по-моему, оно не подошло бы.

На пороге появилась Ху-по.

– Старая госпожа велела передать вам, барышня, – сказала она, обращаясь к Бао-чай, – чтобы вы не были чересчур строги к своей сестре Бао-цинь, потому что она еще слишком молода. Постарайтесь все делать так, как ей нравится. Если ей что-нибудь понадобится, пусть не стесняется и говорит об этом прямо.

Бао-чай поспешно встала и тут же пообещала в точности исполнить приказание старой госпожи, а затем подтолкнула легонько Бао-цинь и с улыбкой сказала ей:

– Откуда тебе такое счастье? Иди же отсюда скорее, а то мы, пожалуй, еще тебя обидим! Мне даже как-то не верится, неужели я хуже тебя?

Затем пришли Бао-юй и Дай-юй. В их присутствии Бао-чай стала злословить еще больше.

– Сестра Бао-чай, я знаю, что ты шутишь, – сказала ей Сян-юнь, – но другие подумают, что ты говоришь серьезно.

– Вы имеете в виду его или ее? – спросила Ху-по, указав на Бао-юя, а затем на Дай-юй.

Сян-юнь промолчала.

– Ничего подобного, – возразила вместо нее Бао-чай. – Моя младшая сестра для Дай-юй все равно как родная, и Дай-юй любит ее еще больше, чем меня. Ты слышишь, что говорит эта дрянная девчонка Сян-юнь? Разве ее уста могут изречь что-нибудь серьезное?

Бао-юй прекрасно знал, что Дай-юй капризна, но о том,