что в последнее время произошло между нею и Бао-чай, ему не было известно, и от мысли, что матушка Цзя любит Бао-цинь, ему стало не по себе. Когда же он услышал слова Сян-юнь и ответ Бао-чай да пригляделся к Дай-юй, которая, как ему показалось, ведет себя несколько странно, он совсем растерялся.

«Прежде Бао-чай и Дай-юй были совсем не такими, – подумал он. – А сейчас посмотришь, и кажется, что они стали неразлучными друзьями!»

Тут же он заметил, что Дай-юй, обращаясь к Бао-цинь, называет ее просто «младшей сестрой», причем не упоминает имени, будто они и в самом деле родные сестры.

Бао-цинь была очень молода, обладала любознательностью и умом; она в детстве немного училась, и у нее была цепкая память. Прожив во дворце Жунго всего два дня, она уже почти всех знала по имени. От ее внимания не ускользнуло и то, что сестры ее очень серьезные девушки и стараются жить друг с другом мирно, поэтому она сама старалась быть во всем очень внимательной. Потом она заметила, что среди всех девушек Дай-юй самая незаурядная, и стала относиться к ней особенно почтительно; Бао-юй только диву давался.

Отыскав однажды Дай-юй, Бао-юй с улыбкой сказал ей:

– Когда-то я в шутку прочел тебе несколько строк из «Западного флигеля», и тогда мне все казалось понятным. Однако сейчас я подумал и пришел к убеждению, что одну фразу я не понял. Я прочту ее тебе, а ты мне объясни!

– Читай, я послушаю, – ответила Дай-юй, поняв, что за этим кроется что-то интересное.

– Там в акте «Скандальное письмо» есть прекрасное выражение, – сказал Бао-юй и произнес:

Это когда же смогла Мын Гуан

    взять от Лян Хуна бокал?

Конечно, это просто цитата, но слово «когда» и для нас представляет интерес. Действительно, когда она успела принять бокал? Растолкуй мне!

– Неплохо ты спросил! – улыбнулась Дай-юй. – Но и Хун-нян тогда задала неплохой вопрос.

– Прежде ты только подозревала меня, – заметил Бао-юй, – а сейчас тебе сказать нечего!

– А кто знал, что она на самом деле хорошая девушка? – спросила Дай-юй. – Я ведь тогда сама думала, что она скрытна и коварна!

Затем она рассказала Бао-юю, как совершила ошибку во время игры в застольный приказ и как Бао-чай указала ей на это, а затем во время болезни прислала даже ласточкиных гнезд.

– Теперь мне понятно! – воскликнул Бао-юй. – Оказывается, Мын Гуан взяла от Лян Хуна бокал, как только между ними исчезли преграды.

Когда разговор зашел о Бао-цинь, Дай-юй вспомнила, что у нее нет братьев и сестер, и невольно заплакала.

– Опять ты расстроилась! – сказал Бао-юй, пытаясь утешить ее. – Ты только подумай – ведь в этом году ты похудела еще больше, чем в прошлом! Почему ты не бережешь свое здоровье, а постоянно ищешь случай поволноваться и поплакать? Как будто без слез ты дня прожить не можешь!

– В последнее время я стала грустить еще больше, хотя плачу меньше, чем в прошлом году! – призналась Дай-юй. – Мне даже удивительно, почему душа надрывается, а слез мало!

– Это потому, что ты привыкла плакать, – ответил Бао-юй. – Просто тебе кажется, что слез стало меньше! Разве так может быть на самом деле?

Они продолжали разговаривать, но потом вынуждены были умолкнуть, так как вошла девочка из комнат Бао-юя, принесла ему красный плащ и сказала:

– Старшая невестка Ли Вань присылала к нам свою служанку передать, что завтра нужно собирать людей сочинять стихи.

Не успела она произнести эти слова, как на пороге появилась служанка самой Ли Вань и пригласила Дай-юй к своей госпоже. Бао-юй предложил Дай-юй сопровождать ее в «деревушку Благоухающего риса».

Дай-юй решила переодеться. Она натянула сапожки с узорами в виде золотых облаков, набросила на себя ярко-красную накидку из перьев аиста, подбитую мехом, подпоясалась поясом с золотыми и бирюзовыми украшениями и кольцами, затем надела широкополую шляпу от снега и отправилась к Ли Вань. Когда она пришла туда, все сестры уже были в сборе.

Девушки облачились в красные шерстяные плащи, а на Ли Вань была двубортная шубка. Бао-чай носила накидку из парчи цвета свежего лотоса, и лишь Син Сю-янь была в обычной домашней одежде, так как ей нечего было надеть, чтобы уберечься от снега.

Вскоре появилась Сян-юнь. Она носила соболиную шубку, с внутренней стороны был беличий мех. На голове Сян-юнь красовалась темно-красная шапочка, украшенная золотыми пластинками и отороченная околышем из соболиного меха, точь-в-точь такая, какую носила когда-то Чжао-цзюнь.

– Вы только поглядите, какой странник Сунь[155] у нас появился! – воскликнула при виде ее Дай-юй. – Она умышленно носит во время снега эту шубку, наряжаясь под монгола!

– А вы бы посмотрели, что я надела снизу! – воскликнула Сян-юнь, снимая шубку.

На ней оказался короткий, отороченный горностаем халат, расшитый драконами, и с узорчатым воротничком; поверх халата была куртка из бледно-розового атласа, стянутая поясом с узелками в виде бабочек, на ногах красовались сапожки из оленьей кожи. Весь этот костюм как нельзя лучше подчеркивал стройность фигуры Сян-юнь.

– Она любит наряжаться мальчишкой! – воскликнули все. – Но так она кажется еще прелестнее!

– Давайте лучше посоветуемся, как быть завтра со стихами! – предложила Сян-юнь. – Кто будет устраивать угощение?

– Разрешите внести предложение, – сказала Ли Вань. – День, в который мы обычно собираемся, уже прошел, до следующего дня еще далеко, а тут пошел снег, так что я думаю, сегодня же нужно собраться и устроить угощение в честь вновь приехавших, а одновременно заняться сочинением стихов. Что вы на это скажете?

– Я одобряю! – первым отозвался Бао-юй. – Но только уже поздно… А до завтра ждать, погода может проясниться…

– Такой снег до завтра не прекратится, – возразили ему. – А если прекратится, нам достаточно снега, который выпадет за ночь.

– У меня здесь красиво, но все же в «беседке Камыша под снегом» лучше, – заметила Ли Вань. – Я уже послала туда служанок, чтобы они протопили, а мы соберемся у очага и будем сочинять стихи. Я уверена, что старой госпоже это не понравится и она не пожелает прийти. Поэтому мы дадим знать только Фын-цзе, что собираемся там. Для того чтобы устроить угощение, достаточно будет, если вы внесете по одному ляну серебра и пришлете мне.

Затем, указывая на Сян-лин, Бао-цинь, Ли Вэнь, Ли Ци и Сю-янь, она продолжала:

– Этих пятерых мы, конечно, исключаем. Вторая сестра Ин-чунь болеет, а четвертой сестре Си-чунь мы дали отпуск, поэтому они тоже не идут в счет. Четыре остальных должны внести по одному паю, а я добавлю все, что необходимо для угощения.

Девушки согласились, а