и распределение тальи, громкий шум раздался на улице и толпа людей все более грозно провозглашала: «Коммуна, коммуна!» Это был знак восстания; быстро увеличиваясь, громадная толпа граждан, вооруженная копьями, луками, дубинами, топорами, наводнила епископский дом, находившийся рядом с кафедральным собором, и овладела церковью. При первом известии о возмущении дворяне, обещавшие епископу помочь в случае нужды, спешили к собору со всех сторон, но по мере того, как они появлялись, народ схватывал их и убивал без жалости. Так как злоба горожан была направлена преимущественно против епископа, то они сильно шумели вокруг дворца, двери которого были заперты, наконец, они начали осаждать его. Осажденные защищались стрелами и камнями, но осаждающие вошли силой, и епископ имел только время переодеться в платье одного из своих слуг и спрятаться в погреб, где один из приближенных укрыл его в бочку. Горожане бегали по всему дому, крича: «Где изменник, где злодей?» Один из слуг открыл место его убежища. Среди первых, явившихся в указанное место, был один из вождей бунта – Тьега (Thiega), серв церкви Святого Винцента, приставленный (enguerrand) сеньором Кузи (Cousy) наблюдать за сбором дорожных пошлин с моста недалеко от города. На этой должности он очень много разбойничал, заставляя путешественников платить выкуп и даже убивая их, как говорили. Этого человека грубого нрава епископ знал и в шутку, за его безобразный вид, давал Тьега нередко прозвище «Изенгрин». Это было имя, которое давали волку в баснях и сказках того времени, подобно тому как человека хитрого и изворотливого называли Reinard – лиса, такой характер и у лисы сказочной.

Крышка бочки, в которой спрятался епископ, поднялась. «Есть ли там кто-нибудь?» – закричал Тьега, сильно ударив палкой. «Это несчастный пленник», – отвечал епископ дрожащим голосом. «Ага, – закричал серв монастыря Святого Винцента, – так это вы, мессир Изенгрин, запрятались в эту бочку». С этими словами он за волосы вытащил епископа и, осыпая жестокими ударами, вытащил на улицу. В это время епископ Годри умолял горожан пощадить его жизнь, предлагая поклясться на Евангелии, что он отречется от епископства, обещая отдать им все свои деньги и даже, если они того пожелают, удалиться из страны. Но все его мольбы и обещания были тщетны, ответом на них служили оскорбления и удары, наконец некто Бернар Дебрюйер (Desbrugieru) нанес ему по голове сильный удар обоюдоострым топором, и почти в ту же минуту второй горожанин своим ударом добил его. Тьега, видя на пальце блестящее епископское кольцо, обрубил ему палец мечом, чтобы владеть кольцом; наконец тело Годри, лишенное всякой одежды, было брошено на землю, где всякий прохожий горожанин бросал в него каменьями и грязью. Во время совершения этого убийства дворяне бежали в разные стороны, сами не зная куда, мужчины в женских одеждах, женщины – в мужских. Горожане стерегли на улицах и у городских ворот, чтобы остановить беглецов; даже женщины, разделяя озлобление своих мужей, не обращались милостивее с благородными дамами, попавшими в их руки, они оскорбляли их, били и срывали с них богатые одежды. Знатнейшие рыцари, жившие в городе, погибли во время осады епископского дворца или позже. Когда все было окончено на улицах, инсургенты отправились осаждать дома тех, которые еще остались в живых; все они были убиты или заключены в темницу. Горожане с какой-то дикой радостью разрушили их дворцы и подожгли дом епископского казначея, человека, более других возбуждавшего их ненависть, но который по счастливой случайности успел спастись. Этот дом стоял по соседству с соборной церковью, которая вскоре была охвачена и почти совсем истреблена пламенем. Огонь, переходя со строения на строение, уничтожал целые кварталы города, где находились многие церкви и греческий монастырь.

Архидьякон Ансельм, который имел смелость предупредить епископа о заговоре, составленном против него, решился на другой день после смерти Годри предложить провести погребение его тела. Горожане, удовлетворенные своей местью, не сделали ему за это никакого зла и предоставили одному заботиться о печальных похоронах. Ансельм с помощью слуг взял тело, обернул его простыней и принес за город в церковь Святого Винцента. Громадная толпа народа следовала за процессией, но никто не молился за упокой души усопшего, все проклинали и оскорбляли его. В церкви не было ни одного священнослужителя, и тело епископа Ланского, одного из князей французской церкви, было брошено в яму, как тело самого последнего из неверных (Guibert. de Novig. Ill; VIII, X).

Так кончился первый период истребления Ланской коммуны. Здесь, как легко заметить, три ясных раздельных периода. Сначала подданные мирным путем добиваются своей свободы, а власти, в свою очередь, снисходят на их просьбы с видимым удовольствием. Затем последние раскаиваются в своей уступчивости; они берут назад свои обещания, нарушают свои клятвы и уничтожают новое учреждение, которое недавно клялись поддерживать. Тогда-то начинают бушевать народные страсти, возбужденные несправедливостью, инстинктивным желанием мести и страхом за будущее. Этот род событий, аналогичный великим революциям, повторяется в восстании небольшого города и в возмущении целой нации, так как дело идет об интересах и страстях всегда одинаковых. И в XII веке для политических перемен существовали те же законы, как и в XVIII веке – высшие абсолютные законы, которые всегда будут управлять ходом истории.

Когда граждане Лана вполне удовлетворили свой гнев и жажду мести, они обдумали все то, что произошло, и почувствовали ужас и отчаяние. Вполне занятые мыслью об угрожающей им опасности, боясь вскоре увидеть королевскую армию у городских стен, они были совершенно неспособны заняться чем бы то ни было, кроме забот о собственной безопасности. В бурных заседаниях, собранных по этому поводу, одно мнение держало верх над всеми прочими, это было мнение о союзе с сеньором де Марль, который за известную сумму денег мог предоставить к услугам города довольно большое количество рыцарей и воинов.

Фома де Марль (Thomas de Marl), сын сеньора Enguerraun de Cousy, был самым воинственным и энергичным бароном во всей стране. Он был известен не только вследствие своего могущества, но и вследствие своего жестокого, доходящего до дикости характера. Название его замка – Креси – фигурировало во многих народных легендах, рассказах, где говорилось о купцах и пилигримах, заключенных в оковы, сидящих там в сырых подвалах и мучимых на тысячи ладов. Были ли эти слухи справедливыми или нет, граждане Лана не имели времени для обсуждения. Им была необходима во что бы то ни стало помощь против королевских войск; между сеньорами страны они могли надеяться только на Фому де Марля, так как он был личным врагом Людовика VI.

Горожане Лана