отправили депутацию, чтобы поговорить с сеньором de Marl и пригласить приехать в город для заключения договора с магистратами коммуны. Его въезд в город верхом на лошади, в полном вооружении, посреди своих рыцарей и воинов, был поводом великой радости и надежд для горожан. Когда вожди коммуны высказали свои предложения де Марлю, он попросил позволения посоветоваться отдельно со своими; все они высказали мнение, что его войско не столь многочисленно, чтобы противостоять силе короля. Но такой ответ тяжело было дать гражданам города. Фома боялся, чтобы он не вызвал негодования горожан и чтобы они не задержали его и не заставили поневоле разделить их положение. Он решился не говорить ничего положительного, пока будет находиться в городе, а по возвращении в свой замок назначил главным горожанам Лана свидание на большой открытой долине, недалеко от Лана. Когда они сошлись там, Фома начал говорить в следующих выражениях: Лан – город короля, я не смогу отстоять город, когда придет армия короля. Если вы боитесь короля, последуйте за мной в мою сеньорию, там я буду защищать вас по мере сил моих, как патрон и друг. Обсудите, хотите ли вы последовать за мной. Слова эти произвели панику среди жителей города, но так как они отчаивались в своих силах и не видели другого средства спасения, то большая часть их отправилась в замок Креси, другие – в город Новигент (Ножан) возле Куси. Вскоре между жителями и сервами соседних городов распространился слух, что граждане Лана убежали из своего города и оставили его без защиты. Этого было достаточно для того, чтобы привлечь массу их, жаждавшую добычу. В продолжение нескольких дней жители соседних городов являлись толпами грабить оставленные дома и уносить все, что возможно было. Даже отец Фомы, сир де Куси, привел на грабеж своих крестьян и вассалов; хотя они пришли последними, говорит современник, но тем не менее нашли столько добычи, как будто никто здесь не был ранее их. В то время когда посторонние опустошали город, приверженцы убитого епископа, вышедшие из тюрьмы или возвратившиеся из своих временных убежищ, начали месть над горожанами, которые не имели времени или желания убежать. В свою очередь дворянство начало совершать по отношению к горожанам те акты жестокости, которые последние совершали ранее против них. Они осаждали горожан в домах их, убивали на улицах и преследовали даже за порогом монастырей и аббатств. Церковь Святого Винцента послужила тогда убежищем, куда многие граждане принесли свои деньги. Монахи приняли их так же, как они принимали врагов коммуны во время первой революции, но и это убежище не было пощажено. Дворяне разломали ворота аббатства и даже обнажили меч против монахов, чтобы заставить их выдать до последнего всех тех, кто прятался здесь. Большинство из них было убито варварским образом и ограблено.

За прием на своих землях убийц епископа и защиту их Фома де Марль был объявлен вне закона королевским указом и отлучен от церкви духовными чинами Реймской епархии, собравшимися на совет по данному делу. Этот приговор, произнесенный со всей возможной торжественностью при звоне колоколов и ярком свете церковных свечей, был читан каждое воскресенье после обедни во всех епархиальных и приходских церквах. Многие из соседних сеньоров, в том числе отец Фомы де Марля, вооружились против него. Все окрестности Лана были опустошены этой войной, и сам де Марль, особенно возмущенный против отлучившего его от церкви духовенства, не щадил ни церквей, ни монастырей. Замок Креси, отлично укрепленный, выдерживал долгое время осаду короля и его войска. Только после всеобщего возмущения окрестных крестьян, которым за поддержку было обещано архиепископами и епископами прощение грехов, удалось сломить эту твердыню. Защитники замка сдались, Фома де Марль принужден был заплатить большой выкуп и дать присягу королю в верности. Для эмигрантов Лана не было сделано никакого снисхождения, большинство их было повешено, чтобы служить примером для тех, которые еще держались в соседнем городе Новигенте. После взятия Креси королевская армия направилась на этот город, не представлявший уже серьезного сопротивления, потому что поражение сеньора де Марль привело в отчаяние его союзников. Все ланские эмигранты, найденные здесь, были казнены как виновные в оскорблении Бога и государя; тела их, лишенные погребения, сделались добычей собак и хищных птиц.

Наконец король вступил в город, где обе враждебные партии все еще продолжали, хотя и с неодинаковым успехом, войну, убийства и грабежи. Так как его присутствие было благоприятно для врагов коммуны, то оно внушало им на это время несколько более спокойствия и уверенности в действиях. Произошло перемирие, во время которого все занялись искупительными, священными процессиями и исправлением церквей, разрушенных пожаром. Архиепископ Реймский, приехавший специально ради этого, отслужил торжественную обедню за упокой душ усопших во время смут и в середине обедни произнес проповедь, подходящую к данному случаю и назначенную для успокоения умов, приглашая граждан Лана вернуться к своему прежнему подчинению. Но, несмотря на эти авторитетные увещания, горожане не хотели покоряться как прежде и приверженцы «ненавистных коммун», как говорит современный писатель, не успокоились. Произошел ряд восстаний, история которых не дошла до нас, но во время которых, по всей вероятности, буржуазия одержала верх. В 1128 году, одиннадцать лет спустя после смерти Годри, страх вторичного взрыва народного негодования побудил его преемника согласиться на установление новой коммуны на старых основаниях. Король Людовик Толстый подтвердил хартию этой новой коммуны в собрании, созванном в Компьене. Замечательно то, что в этой новой хартии тщательно избегали слова «коммуна» и это слово, которое сделалось чересчур оскорбительным вследствие последних событий, заменено было словом «institutio pads» – «учреждение мира». Территориальные границы коммуны были названы «границами мира», чтобы обозначить членов коммуны короля.

Вот предисловие того акта короля, который окончательно определил гражданские и политические права жителей города Лана и территории его, расположенной у подножия стен.

«Во имя святой и нераздельной Троицы, Аминь. Людовик, Божьей милостью король французский! Доводим до сведения наших феодалов, настоящих и будущих, что с согласия наших баронов и жителей города Лана мы учреждаем в помянутом городе institutio pads».

Следующие параграфы определяют границы муниципальной юрисдикции вне городских стен, различные случаи судебной процедуры и определение размера податей на основании хартии первой коммуны; наконец следует положение о произошедшем возмущении:

«Все древние преступления и обиды, совершенные ранее ратификации настоящего договора, считать совершенно прощенными. Если какой-либо человек изгнан из города за прежде совершенное преступление и захочет вернуться в него, он будет принят и может вступить во владение своим имуществом. Исключены из прощения тринадцать человек».