– Его силы иссякают, – Индра тяжело дышал, сжимая виски. – На то, чтобы уничтожить стальное чудище со всеми белобрысыми на борту, у повелителя от силы минут десять.

– Да нас за десять минут нашинкуют вместе с ранеными и оставшимся войском, как морковку для салата… – снова начал Гиннар, но его пламенную речь прервал стук палки о землю.

Василий Иванович стоял за их спинами, свежий и выбритый, в стареньком, но вполне приличном костюме, словно планировал не участие в межмировом сражении, а прогулку в центральном парке или поход в театр.

– Отличный денек сегодня. Жаркий, но не слишком, а ветер пахнет грозой и скошенным сеном с ближайших полей, – сказал он, добродушно улыбаясь. – Самое то, чтобы жить, но никак не умирать. Слышите меня, молодежь? Не смейте думать о гибели, рано вам еще.

И прежде, чем кто-либо успел ему ответить, ветеран повернулся к Индре.

– Лети к своей армии, мой юный друг, и созывай ее ближе к крепости. Остальные – вытаскивайте все запасы фумигаторов, они любых насекомых угробят, даже генно-модифицированных. Только осторожнее, на поле за рекой уже минимум сотня раненых, и в крепости у нас один хворый сокол и восемь спящих ребятишек. Не потравите их.

– Но отец…

– А отцу я помогу вместо тебя. В конце концов, я больше понимаю в космических кораблях. И потом, когда я еще умудрюсь примерить сказочную корону? – подмигнул принцу Василий Иванович.

Но Индра отшатнулся в сторону, замахав руками.

– Это невозможно! Венец убьет обычного человека, в нем слишком много энергии, опасной для всех, кроме самых сильных боевых магов! Даже я могу носить его лишь первые сутки после получения взрослой ипостаси! Вы погибните, Василий Иванович! – с отчаянием застонал он.

– А иначе все мы сегодня погибнем, дорогой мой мальчик, – хмыкнул Василий Иванович. – А если рискнем – может, и выживем. И я выживу, с утра пять кружек чая с травками из Витькиной шкатулки выпил, неужто не помогут?

Старик подошел к Индре вплотную и положил руку ему на плечо.

– Алиска говорила, ты у нас остаться решил? Тебе в институт поступать надо, нечего в неучах такому взрослому ходить. А если и вправду хочешь космические корабли строить, то там физика с математикой нужны, без них никак, а в обычную школу тебе нельзя. Так что выучу я тебя за годик-другой, зуб даю, сдашь экзамены на пятерки.

Индра молчал, только смотрел на ветерана запавшими от усталости глазами, в которых плескалась тревога.

– Видишь, никак нельзя помирать ни тебе, ни мне, – спокойно продолжал тот, словно не замечая криков союзников, гибнущих в долине, и суету Зигфрида с Риком и Артуром, вытаскивающих со склада баллоны с химией против насекомых. – Поэтому будем жить. Счастливо или не очень – это уж как получится, но умирать сегодня нечего. Слишком хороший день, слышишь меня?

И юный сокол, прикусив нижнюю губу, снял с головы отцовский венец и протянул его Василию Ивановичу.

– Вот и славненько, – улыбнулся старик. – Лети, орленок, выше солнца, и не тревожься ни о чем. Помоги своему войску. Не победим, так надкусаем.

Индра смутился, щеки его порозовели.

– Я не орленок, эту ипостась получают только правители, те из нас, кто самый достойный…

– Ну, папа же у тебя орел? Значит, и ты орленок, ловкий и отважный. И все у нас получится, главное – верить в свои силы.

– Может, хватит друг перед другом расшаркиваться? Или ждете, пока ваш феникс сам себя на вертел насадит и поджарится? – зашипел Гиннар, не сводивший напряженного взгляда со стены, где в тенистом зеркале рядом с инопланетным звездолетом кружила полыхающая птица. Без управления чужим разумом она пыжилась, как задиристый петушок на рыночных соревнованиях, и бестолково билась грудью в железную обшивку, из которой и впрямь кое-где торчали острые штыри.

Индра торопливо кивнул Василию Ивановичу и тут же рванул в небо, забыв в траве уже бесполезный крылатый шлем. Василий Иванович посмотрел ему вслед и с тихим вздохом опустил серебристый венец из двух переплетенных полосок-веточек на голову. Вот ему, старому богатырю, он оказался впору.

**

… он жил тысячи лет, осеняя своим крылом достойнейших, храня в себе память всех предыдущих поколений правителей. Он приходил во время великой беды, и полчища врагов падали ниц от ужаса перед его величием и могуществом, ибо мог он уничтожать целые города, выпускать моря из берегов, а небо и землю менять местами. Цену он брал за свой призыв под стать своей мощи, выпивая жизнеогонь едва ли не до дна, потому и взывали к нему не часто, а лишь в минуты самого страшного отчаяния.

Но сейчас он столкнулся с чудищем, которого раньше не видывал. Холодное, бездушное, оно лениво плевалось в него раскаленными лучами и не поддавалось никаким атакам. Самое несокрушимое в двух мирах волшебное создание лишь изранило себе грудь о железную кожу твари, заслонившей собой Солнце, и практически обессилело. Все же феникс был существом не только из огня, но и из плоти, а перелет через извечную тьму, мертвую и холодную, отнял очень много энергии. А существо, державшее его своим разумом, не могло помочь практически ничем.

Юноша, почти молодой мужчина, сейчас он казался неразумным мальчишкой в своем отчаянии. Феникс смутно чувствовал огромную любовь своего носителя к нему, и поэтому почти не гневался и даже не пытался испепелить содержимое его черепной коробки. Мальчик был почти бесполезен, он даже не мог подсказать, куда бить. А потом и вовсе пропал.

Феникс заметался в ледяной пустоте. Он и без того с трудом держал согревающую его оболочку, скорлупа которой уже трещала по швам. Нужно было срочно возвращаться, но проклятая железная тварь не поддавалась ударам. Он наскочил раз, другой, третий…

И вздрогнул, услышав в голове у себя незнакомый голос.

– Тише, сынок, тише. Ничего, что я к тебе так фамильярно? Прости уж старика, на почтительность и расшаркивание согласно твоему статусу времени нет. Прекрати бить в обшивку корабля, тем более, около оружейных отсеков, тут броня крепче всего. Нужно лететь до кабины управления, а перед этим подпалить двигатель. Слушай внимательно, я расскажу, как это сделать…

Феникс разозлился. По ту сторону вместо мальчика его рода и племени появился незнакомый человек, вдобавок старый. Разум чужака был ясным и удивительно подвижным для его возраста, да и тело оказалось крепким, но возраст давал о себе знать. Мальчик ощущался как огонь, подвижный и живой. Старик – как неподъемная скала с острыми краями.

«Испепелю!» – взревел феникс и гневно забил крыльями. Но вдруг что-то подхватило его, промчалось невидимым прохладным ветерком вокруг тела, от кончика длинного полыхающего хвоста до клюва, остудило разгоряченную голову.

А перед глазами, как живой, встал мужчина, тот же, который оставался на земле, н одновременно другой – молодой и полный сил, светловолосый, с пышными усами и залихватской улыбкой. В зелено-желтой военной рубахе, подпоясанной широким кожаным ремнем, на пряжке которого сияла пятиконечная звезда с серпом и молотом внутри. Вот изображение мелькнуло и пропало, и вместо солдата в гимнастерке встал седовласый ученый в темном отглаженном костюме. За спиной его была кафедра, у огромных окон – десятки телескопов, на стенах – картинки планет. Он с воодушевлением рассказывал что-то группе школьников в синих костюмах и коричневых платьях с белыми фартучками, а те слушали его с жадностью, открыв рты.