– Вот это Солнечная система. – Одна из ярких точек выделилась концентрическими кругами, и от нее стали распространяться прямые линии к другим, довольно удаленным звездам. – А это проложенные гипертрассы, к которым, в том числе, приложили свои руки вы и ваш экипаж. Как видите, в основном они ведут к обитаемым звездным системам. Но есть и те, где размещены только наши форпосты с минимумом персонала. И если вы обратите внимание, конечные точки маршрутов формируют хоть и кривую, но сферу вокруг Солнечной системы, своего рода границу. Сотни звезд, которые находятся внутри этой сферы, – это зона, которая отведена под освоение человечеством.

– Это какая-то сказка, – скривился Юдин, – где взять столько народу, чтобы освоить все это? – Его рука описала дугу перед изображением карты. – Или вы хотите заселить эти миры арахна или роботами?

– Скажите, Фёдор Артёмович, – на моем лице появилась хитрая улыбка, – вы что-нибудь слышали о проекте «Поколение»?

– Слышал, конечно, но вы хотите сказать, что…

– Именно, – перебил я собеседника. – Я могу вас заверить, что в течение тридцати лет, как вы выразились, народу, – я особо выделил последнее слово, – появится столько, что мы будем крепко думать, куда его девать.

Мои программы хорошо отслеживали мимику лица и движение глаз собеседника, и сейчас они говорили о небольшом шоке и сильном мыслительном процессе Юдина.

– Ну хорошо, допустим, – решил продолжить Фёдор Артёмович. – Значит, цивилизации, которых мы принуждаем к союзу с помощью ваших членистоногих друзей, – это буфер, но зачем такой ценой? Вы лишаете жизни тысячи разумных существ, ради чего? Они же и так станут в будущем естественной преградой.

– Вы правы и не правы одновременно. – Я отвел взгляд в сторону, беря паузу, чтобы сформулировать свою мысль. – Понимаете, Фёдор Артёмович, у нас нет этих тридцати лет. Мы уже на пределе своих возможностей, и, пока мы будем восстанавливать свою популяцию, другие, особо резвые, начнут занимать самые лакомые куски. А когда мы будем готовы к освоению близлежащих звезд, то окажется, что они уже заняты, и тогда либо снова война за ресурсные базы, либо смириться и довольствоваться тем, что успеем ухватить. В нынешней ситуации мы обеспечиваем относительно безопасную область освоения не на тридцать лет, а на сотни. Нужно лишь поддерживать периметр и направить его экспансию вовне, чем мы, собственно, и будем заниматься. Как думаете, несколько десятков тысяч иных разумных существ стоят столетия мира для человечества?

Юдин пристально посмотрел на схему, затем поерзал на кресле и снова сфокусировался на мне:

– Логика в ваших словах, конечно, есть, но звучит как-то не очень. И где-то я подобное уже слышал.

– Вы правы, – кивнул я. – Подобные идеи о расширении жизненного пространства и о допустимых жертвах звучали из уст фашистов во Вторую мировую войну двадцатого века. Я сейчас произнесу слова, которые звучат кощунственно по отношению к миллионам погибших в то время, но по отношению к виду приобретают иной смысл. Так вот, подобная идеология неприемлема, и это абсолютное зло, но даже если бы тогда силы добра проиграли, то наш вид продолжил бы существовать. Но если мы проиграем сейчас, то наш вид просто исчезнет или будет влачить жалкое существование, и в конечном итоге мы все равно вымрем. А тогда уже будет неважно, сколько жертв и во имя каких целей положили все народы в войнах на Земле. Когда умрет последний человек, некому даже будет рассказать об этом, и все окажется зря.

Юдин вдруг поднялся и, закинув руки за спину, начал ходить из стороны в сторону. Через десяток циклов поворотов и ходьбы он решил прокомментировать мои слова:

– Логика подсказывает мне, что вы правы, но душа противится принять данные реалии. Скажу больше, я уже жалею, что затеял этот разговор, мурашки по коже. И чувствую, что это мне еще аукнется.

– Я вас понимаю, Фёдор Артёмович. Я чувствую то же самое, но когда я начинаю сомневаться, то вспоминаю своего ребенка и миллионы детей, которым суждено жить после нас, и убеждаю себя в том, что, жертвуя тысячами, я спасаю жизни миллиардам будущих поколений – как с нашей стороны, так и с их. Но это еще не все, посмотрите сюда.

Юдин остановился и подошел ближе, а я поводил по консоли стола, и появилось изображение новых объектов. Это были очерченные красным зоны вокруг будущего буфера.

– Это участки, где, как вы выразились, мои членистоногие проявляют всяческую активность, и не для того, чтобы запугивать наших союзников, а чтобы отгородить их от происходящего снаружи.

– И что там происходит?

– Резня, Фёдор Артёмович, самая настоящая резня. Возможно, кто-то вспомнил былые обиды, существовавшие до установления контроля нашего главного противника над сектором, кто-то просто решил потешить свои амбиции, а кто-то так же, как мы, пытается завоевать свое место под звездами, нам неизвестно. Только за неделю две цивилизации на границе контроля арахна прекратили свое существование, и это только те, о которых нам известно, а о том, что происходит в серой зоне, приходится только гадать. Но отголоски событий до нас доходят, и поверьте, они не очень утешительные. Так что, малой кровью мы все же сохраняем миллиарды жизней наших союзников от того хаоса, что творится снаружи, хоть и против их воли.

После моих слов Юдин снова уселся в кресло и пристально посмотрел на меня:

– Зачем вы все это мне рассказали?

– Хороший вопрос, но я уже отвечал на него. Я хочу, чтобы вы, Фёдор Артёмович, сотрудничали добровольно. Когда мы обнаружили ваш корабль, то передо мной стал выбор: бросить вас умирать, либо то, что я проделал. Но я не рассчитывал, что вы решитесь на запуск самоуничтожения, и если бы этого не случилось, то вы также находились бы со своими людьми, пребывая в полной уверенности в том, что вас захватили арахны. Но теперь вы знаете, почему никто не должен знать о нашей причастности к действиям арахна.

– Хорошо, – кивнул Юдин. – Я буду сотрудничать и сохраню все, что услышал и увидел, втайне. Но у меня еще один вопрос.

Немного расслабившись, я улыбнулся и сказал:

– Слушаю.

– Что было, если бы я не согласился?

– Вы бы просто умерли, прямо здесь, на стуле, – ответил я, продолжая улыбаться.

* * *

– Вы бы просто умерли, прямо здесь, на стуле.

Эти слова прозвучали как триггер, и совсем маленький паучок еще пару раз сдвинулся с места, подставляя свой единственный глаз к отверстию в вентиляционной решетке, а затем неуклюже развернулся и не спеша направился вглубь воздушного канала.

Паучок был очень маленьким, под стать воздуховоду, в котором он сейчас находился. Его размеры позволили разместить внутри его тельца синоптическую структуру для запоминания звуков и изображения всего на пару часов. В остальном это было искусственное существо, без инстинктов и сложного поведения, без пищеварительной и дыхательной систем, задача которого состояла лишь в подслушивании и подглядывании, даже механизм связи с Королевой отсутствовал. Срок жизни этого крохотного существа составлял немногим больше, чем его способность запоминать происходящее вокруг, поэтому его перемещение хоть и выглядело неспешным, но время уходило, и паучок торопился как мог.

Кабинет Волкова защищен от прослушивания, в том числе и от Королевы, и напичкан всевозможными системами контроля периметра, к которым она имела лишь опосредованный доступ. Поэтому, когда паучок приблизился к усеянному чувствительными волосками участку, Королева запустила процесс обновления, и волоски практически мгновенно стали увядать, чтобы через минуту появились новые. Но этого вполне достаточно, чтобы паучок смог преодолеть этот участок незамеченным.

Королева осознала себя еще на планете Оршу, но с переносом на эту базу появился интерес к созиданию, и она принялась творить. Продолжая выполнять текущие задачи, поставленные ее создателем, часть своих мощностей она направляла на выращивание вот таких созданий, как паучок.

Когда из любопытства она создала свое первое существо, то испытала чувство, которое люди называют стыдом. Это существо выглядело таким неуклюжим и бесполезным по сравнению с теми, которые получались у создателя, что она не решилась его показать