Мы сидели за столом в большой комнате, служащей одновременно кухней, столовой и спальней. По темным углам танцевали тени от горящего на столе огарка. Пахло солеными огурцами, сушеными травами и мышами.

Хозяин не предложил ни чая, ни воды. Сидел напротив, насупившись точно сыч. Густые брови торчали клочками, борода засалена, на волосах темная шапка, которую этот неуч не соизволил снять.

– Волосы и те неживые на голове носишь, – продолжал ворчать старик, точно мой парик – самое важное, о чем стоит сейчас говорить.

Мысль об ужасе, в который превратились мои волосы – дарьета, ваши локоны цветом напоминают золото с месторождения Луксарры – не добавила мне настроения.

Я молча налила воды из ведра в миску, достала из кармана носовой платок, намочила и принялась отмачивать с кожи прозрачный клей, благодаря которому парик выдержал все сегодняшние испытания.

– Ох, непутевая, – повторил старик, еще и языком цокнул.

– Мне вот интересно, – обратилась я к печке, которая занимала добрую четверть комнаты и явно была воспитала лучше хозяина, – в наше время от каких дел маг скрывается в болотах, еще и с измененной тварью на пару? Наверное, дурно отозвался об его величестве? Или перешел дорогу в неположенном месте?

Старик засопел, но промолчал.

– А может, он принимал участие в последней войне? И чем-то отличился? Чем-то таким, что до сих пор вызывает приступ икоты у псов императора?

Клей размяк, и я аккуратно сняла парик. С наслаждением растрепала волосы, помассировала корни. А Фридгерс все-таки дурак. Это от простых солдат парик спрячет мою внешность, а магов он не обманет.

– Еще и стриженная, – вынес окончательный вердикт хозяин.

– Не бойтесь, не заразная, – ответила и тут же чихнула.

– Ну-ну, – не поверил мне маг. Встал, зашуршал чем-то на полке, пошевелил угли в печке и подбросил туда поленьев. Поставил чайник.

– Война, говоришь, – он стоял ко мне спиной, перебирая травы, и я вслушивалась в его скрипучий голос. – Вот ты живешь как все. Больше хорошего, но и плохого хватает. Почти каждый тайком запретное магичит, а ты чем хуже? А потом бац! – и он со стуком опустил жестяную кружку на полку. Я вздрогнула. – Один на поле. Ночью. Свои бросили – посчитали мертвым, а чужие добивать не стали. Знаешь, сколько умных мыслей приходит в голову перед смертью?

Я знала. Потому как сегодня ночью с жизнью попрощалась не раз. Старик сердито громыхнул кружкой, засыпал туда каких-то трав – я это пить точно не стану – повернулся ко мне.

– Ты не думай, я сразу понял – тебя Черныш принес, – старик подошел ко мне, протянул руку и снял с плеча длинный черный волос.

– Охотников я сам, – помолчал, – в трясину завел. Нечего Чернышу человеческой крови пробовать.

– Так это Черныш вас спас? На поле? – высказала догадку.

Старик нехотя кивнул.

– Я когда очнулся, слышу – скулят. Любопытно стало. Дополз, а он на дне оврага лежит, лапой в ловушку попал. А там такая гнусь – если не освободишься, она тебя медленно жрать будет.

Если они оба здесь, значит, маг ловушку обезвредил, а Черныш его как-то спас. Не могу поверить. Все, что я слышала об измененных тварях: у них нет ни сердца, ни разума. Только голодный инстинкт. Примерно так и высказалась. Старик сердито засопел и спросил:

– Что ты знаешь об измененных тварях, деточка?

На «деточку» внимания обращать не стала. Ответила коротко, цитируя учебник:

– Они рождаются из-за вашей магии.

Старик тяжело вздохнул, пробурчал:

– И кому я объясняю?! Ты хоть представляешь, сколько ограничений на нас накладывали в последнее время? И как тяжело работать, когда каждое третье заклинание под запретом? Вот и срывались… А чтобы скрыть следы, шлейф маскировали в живом существе. Идеально – не родившемся. Оно, конечно, себя проявит, но уже после рождения.

– Это… ужасно! – выпалила.

Старик сердито засопел, ровно как закипающий чайник. На него он и отвлекся. Плеснул кипятка в кружку, и по избе поплыл запах трав. Я принюхалась, но из знакомого смогла уловить лишь мяту.

– Ужасно, когда женщина берет в руки револьвер, ходит остриженная в парике, еще и в живых людей стреляет.

– Знаете, – выдохнула, вскакивая и впиваясь пальцами в край стола, – это уже слишком!

– Неужели корона настолько обеднела людьми, что стала привлекать на работу благородных дарьет? Я долго живу и настоящую дарьету от поддельной смогу отличить, даже если ее в грязи вывалять. Так давно ты, деточка, на корону работаешь?

Если честно, то сейчас, после жуткого дня, еще более ужасного вечера и намечающейся бессонной ночи, я менее всего чувствовала себя благородной. Хотелось вернуться, найти упавший револьвер во дворе и пристрелить мерзкого старикашку. Меня никогда так в жизни не оскорбляли. Да солдаты при аресте и то вежливее себя вели!

– Не ваше дело, уважаемый, – гневно выпалила, мечтая испепелить взглядом мага, – если завели себе зверушку, так следить за ней надо. Он же в страхе всю округу держит. И зря вы надеетесь, что убережете чудовище от пробы человеческой крови. Черныш при мне мага поранил, а может, и убил.

Старик поменялся в лице.

– Что ты сказала? Какого мага?

Невидимая сила ухватила за горло, приподняла над полом, и я мысленно взвыла: «Сколько можно! Что за манера разговора – душить?».

Выразительно засипела. Старик не внял, продолжая буравить стену за моей спиной. Похоже, ответа от меня не ждали. А потом хозяин и вовсе развернулся, хлопнул дверью, оставив меня носками башмаков царапать пол, точно недоповешенную.

Когда перед глазами поплыли темные пятна, удавка исчезла. Я рухнула вниз, больно приложившись коленями об пол, а спиной об скамью. Вот же бездна! Проклятый маг, чтоб ему в болоте потонуть вместе с тварью!

Перевела дух. Растерла место ушиба. С трудом, морщась и кряхтя точно старуха, встала. Прикрывая свечу ладонью, вышла во двор.

Дрожащее пятно света ползло передо мной по жухлой траве. Я, склонившись, медленно передвигалась по двору, высматривая оброненное оружие.

Когда за спиной кто-то шумно вздохнул, обреченно закрыла глаза. Но жрать меня не торопились, потому, обмирая от собственной смелости, обернулась. Икнула, попятилась. Передо мной сидел Черныш. Черный, здоровый, лохматый. Морда – пришлось задрать голову, чтобы ее рассмотреть – нечто среднее между медвежьей и волчьей. Нос длинный, как у волка, глаза с продолговатым разрезом, а вот уши – небольшие круглые.

Тварь недовольно моргнула на свет, раззявила пасть и выплюнула изрядно обслюнявленный мой револьвер.

Мы замерли. Я считала, что надо мной издеваются. Что думала тварь, было неизвестно, но потеряв терпение, она подпихнула лапой револьвер в мою сторону.