– Джордж… – пробормотал он.

– Иди, – снизу ответил Джордж. – Как в том старом анекдоте.Иди, но не беги. На мой голос, Блейзер.

Блейз продолжил спуск. Беззвучно не получалось, но ни однаиз последующих ступенек не отозвалась так резко и громко, как первая. Младенецчуть повернулся у него на руках. Он не мог держать его неподвижно, как нистарался. Пока ребенок спал, но в любую минуту, в любую секунду…

Он принялся считать ступени. Пять. Шесть. Семь. Кости бросим– восьмерочку попросим. Лестница была очень длинной. Предназначенная,предположил он, для расфуфыренных шлюх, чтобы они поднимались по ней испускались на танцы, как в «Унесенных ветром»… Семнадцать. Восемнадцать. Девят…

Это была последняя ступенька, и следующий шаг (его нога неподготовилась к тому, что лестница закончится) получился очень уж громким:«Клак!» Голова младенца дернулась. Он вскрикнул. Звук далеко разнесся в тишинедома. Наверху зажегся свет.

У Блейза округлились глаза. Адреналин выстрелил в грудь иживот, вынуждая его остановиться и сжать младенца. Блейз с трудом заставил себячуть расслабиться и шагнул в тень лестницы. Там и замер, с перекошенным отужаса лицом.

– Майк? – позвал сонный голос.

Шаркающие шаги приблизились к ограждению галереи.

– Микки-Майк, это ты? Это ты, паршивец? – Голос звучал прямонад его головой, сонный театральный шепот. Старый голос. Сварливый. – Иди накухню и поищи блюдце с молоком, которое оставила тебе мама. – Пауза. – Еслиперевернешь вазу, мама рассердится.

Если бы ребенок в этот момент закричал…

Голос продолжал что-то бормотать, слов Блейз уже неразбирал, потом шаркающие шаги удалились. Еще через какое-то время, наверное,через столетие, закрылась дверь, отсекая свет.

Блейз стоял на месте, пытаясь обуздать дрожь, котораяначинала сотрясать все его тело. Дрожь могла разбудить младенца. В какойстороне кухня? Как он мог нести младенца и лестницу? А проволока, по которойпропущено лектричество? Что… как… где…

Он двинулся дальше, чтобы не отвечать на эти вопросы, кралсяпо коридору, согнувшись над завернутым в одеяло младенцем, как старая карга соскрюченным позвоночником. Увидел дверь из двух распахнутых половинок состеклянными панелями. За ней блестел начищенный паркет. Блейз миновал дверь иоказался в столовой.

Комната отличалась богатым убранством. По центру стоял столкрасного дерева, предназначенный для двадцатифунтовых индеек на ДеньБлагодарения и дымящихся бифштексов по воскресеньям. Китайский фарфорпоблескивал за стеклянными дверцами роскошного шкафа. Блейз пересек столовую,не останавливаясь, и тем не менее вид этого огромного стола и возвышающихся надним прямых, как застывшие навытяжку солдаты, спинок стульев, разбудил в егогруди кипящее негодование. В свое время он на коленях мыл полы на кухне, иДжордж говорил, что таких, как он, очень и очень много. И не только в Африке.По словам Джорджа, такие люди, как Джерарды, притворялись, будто таких людей,как он, не существует. Что ж, пусть теперь они положат куклу в детскую кроваткунаверху и делают вид, что это настоящий ребенок. Пусть прикидываются, в этомони большие мастера.

В дальней стене столовой он заметил вращающуюся дверь.Пройдя ее, очутился на кухне. Выглянув в окно с морозными узорами, увидел ножкилестницы.

Огляделся в поисках места, куда мог бы положить ребенка,пока будет открывать окно. Разделочные столики были широкими, но, возможно,недостаточно. И ему совершенно не хотелось класть младенца на плиту, пусть ивыключенную.

Взгляд Блейза остановился на большой корзине, с какой ходятна рынок. Она висела на крюке двери в кладовую. Достаточно просторная иглубокая, с крепкой ручкой. Блейз снял корзину, поставил на сервировочнуютележку на колесиках, стоявшую у стены. Положил ребенка в корзину. Тот лишь чутьшевельнулся.

Теперь окно. Блейз поднял его и обнаружил за ним второе,наружное, закрепленное намертво. На втором этаже таких окон не было.

Блейз начал открывать дверцы шкафчиков. В нижнем, подраковиной, обнаружил аккуратную стопку посудных полотенец. Взял одно, самериканским орлом. Обмотал полотенцем руку в рукавице и ударил по нижнейпанели наружного окна. Оно разлетелось без особого шума, в стекле образоваласьбольшая зазубренная дыра. Блейз начал вынимать осколки, направленные остриями кцентру, как большие стеклянные стрелы.

– Майк? – Тот же зовущий голос. Блейз замер.

Голос раздавался не сверху. Он…

– Майки, что ты перевернул на этот раз?

…доносился из коридора на первом этаже и приближался…

– Ты хочешь перебудить весь дом, плохой мальчик?

…приближался…

– Я собираюсь отправить тебя в подвал до того, как ты сильнонабедокуришь.

Вращающаяся дверь распахнулась, на кухню вошла женщина,держа в руках ночник на батарейках, выполненный в виде свечи. Блейз понял, чтоперед ним старуха, которая шла очень медленно, стараясь, насколько возможно, ненарушать тишины. Она накрутила волосы на бигуди, и в свете ночника ее голованапоминала голову пришельца из какого-нибудь научно-фантастического фильма. Апотом она увидела Блейза.

– Кто… – Она произнесла только одно слово. А потом та частьее мозга, которая задействовалась в чрезвычайных ситуациях, старая, но неумершая, решила, что не время для разговоров. Женщина набрала полную грудьвоздуха, чтобы закричать.

Блейз ударил ее. Ударил сильно, как бил Рэнди, как бил ГленаХарди. Он не думал об этом: все произошло слишком быстро, чтобы он успелподумать. Старушка рухнула на пол вместе с ночником. Чуть слышно звякнуларазбившаяся лампочка. Ноги остались на кухне, голова и плечи вернулись встоловую, за вращающуюся дверь.

И тут раздалось низкое и протяжное мяуканье. Блейзповернулся, поднял голову. Зеленые глаза смотрели на него с холодильника.

Блейз вернулся к окну, вытащил оставшиеся осколки. Потомпролез в дыру, образовавшуюся на месте нижней панели наружного окна, иприслушался.

Ни звука.

Пока.

Осколки стекла блестели на снегу, как мечта заключенного.

Блейз оторвал верх лестницы от стены, освободил крючки.Складывалась лестница со скрипом, от которого ему хотелось кричать. Закрепивкрючки, он поднял сложенную лестницу и побежал. Вырвался из тени дома, миновалполпути, когда вспомнил, что забыл младенца. Тот по-прежнему лежал в корзине насервировочной тележке. Левая рука, в которой Блейз нес лестницу, онемела, и онположил лестницу в снег. Повернулся и посмотрел на дом.