Чепцов рядом сопел и иногда взвизгивал, подходя к порогуоргазма и всякий раз отодвигая сладостный момент.

Вдруг буквы пропали, пропал и Чепцов. Поначалу яобрадовался, что ослеп на правый глаз. Я надеялся, что теперь заработает левыйи я снова смогу увидеть Машку, но дни шли, а я был слеп на оба глаза.

Ах, где ты. родина-неродина, далекая и нежная, метельная

и снежная, в куличиках, калачиках… поплачьте-ка!

О чем ты? О палачиках? О пальчиках? Ах. Геночка!

Расскажи мне об этой далекой неродине, где я еще не была, атолько лишь слушала в Париже ее посланцев, стихотворцев и скрипачей

ах нет, ах нет, не палачей!

таких спортивных мальчиков

да нет же, не канальчиков!

березовых, весенних мальчиков России, моих мальчиков, что

живут на огромных просторах моей неродины вдали от всегомира…

Ты слышишь колокол? Это Воскресенье! Христос воскрес!Воистину!

Так расскажи о мальчиках, угодных Богу зайчиках неведомых

мне мальчиках, таинственных и нервных, женатых сплошь настервах

по пятницам в Париже весенней пахнет жижей

Ой, говорят, они там у вас все страшно ученые, такиеэрудиты,

просто страшно, но почему же тогда рабы, почему трусы?

Ах, елки, елки колкие,

Скажите, как мне жить?

Могла бы комсомолкою

По родине ходить.

Ах, дедушка-голубчик,

Гвардейский офицер,

Зачем ты стал, голубчик,

Врагом Эсэсэсэр?

Куличики, калачики, дешевый кренделек, и петушок на палочке,

и бабушка в окошечке, и Лавры купола – ведь так ведь ведьтак?

А ты говоришь, она вся в гусеницах, в грохоте, в мазуте исолярке… Ты говоришь-на троих, говоришь, полбанки…

кес ке се?… Ты говоришь – фрей с гондонной фабрики и курва скотелком… кес ке се, кес ке се? Геночка, ответь, скажи хоть слово! Кес ке се«пистон поставить»?

…Огромная, пустынная, холодная, поземка, поземка по всей еешироте… Геночка, почему ты молчишь?

Когда-то Машка, христианская сестра милосердия, привезла насс Патриком в Женеву из Африки под видом братьев, потерявших разум и речь отукуса какого-то сверхъядовитого сверхорганизма. Швейцарскими сливками ишоколадом она отпаивала нас день за днем. Вскоре мы начали ходить и поступилина службу в Европейский институт экономических исследований при Общем рынке,что раскинул свои шатры на границе кантона Гельвеции и республики Франсе.Говорить мы начали еще не скоро, но заработали кучу денег. Так и неперебросившись словечком, мы однажды расстались: Машку вызвали на эпидемию вКурдистан, Патрик улетел в Штаты вербоваться в команду астронавтов, а япереотоварился на сертификаты и вернулся в Москву, богатый, славный,многозначительно молчаливый. Вот лучший жених Москвы – говорили обо мне в тупору.

Между тем черная дипломатическая «Импала» продолжала нестисьна бетонную ногу гостиницы «Минск». Оставались какие-то микроны до гибели,когда водитель вдруг чихнул и чуточку сдвинул в сторону серворуль. Машинапроскочила мимо столба прямо на улицу Горького, пересекла сплошную осевую,провалилась в подземный переход, рыча словно трактор, вылезла из него на другойстороне, вновь ринулась на центральную магистраль столицы, крутанулась передпотоком транспорта на 360 градусов и тогда уже спокойно поехала к «Националю».Никто не пострадал, кроме постового регулировщика Щелгуна, у которого послеэтого случая на допросе в райотделе джи би началась сильная икота.

Дорогие товарищи! 32 мая в 0 часов 98 минут я, «Силикат»(Л.П.Фруктозов), нес вахту в распивочной точке свободно-конвертируемой валюты«Националь». В зале находились: шведский специалист по бумажной промышленности,господин Магнусон, сенегальский князь Жозеф Калибава со своим слугой ПьеромПлей (оба студенты Университета им. Патриса Лумумбы), три финских хоккеиста изкоманды профсоюза упаковщиков города Турку, больше никого. Вахту несли: капитанДиомидов («бармен Петя»), старший лейтенант Кривозубова («официантка Нюра»),лейтенант Бахрушин («художник Цадкин»), старший сержант Гагинадзе («спекулянтЭдди»), а также лейтенанты Сомова, Ломова и Фильченко («девушки Нина, Инна,Тамара»).

0 часов 104 минуты. Внезапно с шумом распахнулись двери, ина пороге появился известный в Москве подозрительныйэлемент-интеллектуал-творческое лицо неопределенных занятий – мой близкий друг– фамилии не помню – по кличке Академик, как его зовут в пивнушке «Мужскойклуб», что на свежем воздухе возле Пионерского рынка в Тимирязевском районе.Вместе с ним явились: Клара Хакимова, студентка МГУ, первый курсфилодендронфака, некая Мариан Кулаго, сожительница Академика и подданнаякантона Гельвеция, а также огромный иностранец по имени Пат, которого по одеждеможно было вполне принять за советского гражданина.

Академик тут же устремился ко мне и сразу же рассказал мнетри политически-двусмысленных анекдота: анекдот «брови» (1794/ 0040), анекдот«мясо» (8805/1147), анекдот «компьютер» (9564/2086).

Когда он вошел, все так во мне и затрепетало!

Кумир мой, любовь моя, сладость ты наша российская!

Был бы я бабой, из-под тебя бы не вылезал!

Сволочи, сучки, шпионки, прочь от сокола!

Да почему же это органы так долго бездействуют?

Отрок ясноглазый, застава богатырская!

В тебе надежда державы нашей и народа измученного!

Знакомьтесь, друзья, сказал мой сокол степной парящий ипоказал на меня.

Перед вами небесталанный поэт Фруктозов!

Ишъ прищурилась азиатская сучка: валютный поэт Фруктозов?

Что вы, что вы, забрел сюда случайно, а доллары мнеФирлшгетти

оставил для поддержания таланта, у них ведь там особый фонд.

Врете, знаем, кто вы такой, весь университет знает!

Академик дорогой, не верь паршивой бабенке, не верь, соколты наш русский! Между прочим, слышал новинки?… и тут же в темпе, чтобы неперебили, нашептал «брови», «мясо», «компьютер».

Как широко он рассмеялся, Микула наш Селянинович, и срусским своим благодушием повернулся к стойке, наш национальный шедевр: