пламенную… – продолжает он, выразительно вращая глазами в их сторону.

Джулия в полном смятении, она словно застряла в вате, все вокруг кажется нереальным.

– …великолепную, сногсшибательную…

Внезапно Феликса озаряет:

– Лулу Беген!

Джулия в ужасе таращит глаза. Лулу Беген, можно ли выдумать имя смешнее?[44] Свет гаснет, и Феликс выталкивает Джулию на сцену.

– Черт возьми, Лулу! Они будут от тебя пускать слюни!

Джулия стоит в темноте. Боясь лишний раз ступить на высоченных каблуках, прислушивается к затихающим аплодисментам. Жаль, что она не захватила из гримерки два больших веера. Это еще хуже, чем самый жуткий из ее кошмаров, в котором она оказывается голой на улице. Джулия машинально одергивает кружево, которое ничего не прикрывает. Как ей хотелось бы исчезнуть… Темноту пронзает пленительный голос Этты Джеймс[45]:

Oh oh, sometimes I get a good feeling… yeah…

Джулия сглатывает, узнав знакомую мелодию, в которой смешались соул, госпел и блюз. «Одна из моих любимых. Да, Феликс определенно меня хорошо знает», – думает она. Впрочем, уверенности это не прибавило. Прожектор резко освещает ее фигуру. Время останавливается. В луче света танцуют пылинки. Сердце колотится в груди и отдает в шею. Джулия могла бы поклясться, что в зале слышен этот грохот. Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. Хриплый голос Этты Джеймс вновь разрывает тишину:

I get a feeling that I never, never had before, no no…

Джулия бросает взгляд за кулисы, моля о помощи. Маленькая труппа смотрит на нее затаив дыхание. Русалка прижала руку ко рту. Жозефина Бейкер в ужасе закатывает глаза. Джулии кажется, что под ней сейчас провалится пол. Феликс хмурит брови, кивком приказывая ей начинать. И одними губами произносит: «Живая».

Афроамериканская певица неторопливо допевает вступление своим сильным чувственным голосом:

And I just wanna tell you right now that…

Хор хрипло отвечает, обволакивая Джулию мелодией. Она вспоминает, как бабушка брала ее за руку и ставила себе на ноги, чтобы научить ритму. «Слушай, – говорила она, – и следуй за музыкой». Зал ловит каждый вдох певицы.

I believe, I really do believe that…

Вступают клавиши и ударные. Джулия поднимает подбородок и обхватывает руками талию. Легкое покачивание бедрами, челюсти стиснуты. Зрители подбадривают ее. Она делает несколько шагов в сторону, поводит плечами. Музыка проникает в нее, скользит по позвоночнику, гладит руки и ноги. Голос Этты Джеймс обнимает ее бедра. Джулия делает шаг вперед, ее тело начинает говорить. Слышны одобрительные возгласы. Она отвечает поклонникам робкой улыбкой.

Джулия отпускает себя на волю. Она царит на сцене, чередуя игривые взгляды со сладострастными позами. Руки двигаются согласно с ногами, тело извивается, предлагая себя публике и тут же уворачиваясь. На фортепианных нотах она скользит, на басах – растекается, на синкопах – дергается. Зрители очарованы и не отрывают глаз от чувственного танца. Артисты потрясенно наблюдают из-за кулис.

Джулия парит. Ее тело забывается в танце. Она чувствует себя женственной, соблазнительной, желанной. Невероятное наслаждение, эйфория чувств отзывается в животе, доходит до сердца, душа кричит, что она рада быть живой. Джулия существует здесь и сейчас. На своем месте. И ни за что на свете не хотела бы оказаться в другом.

Она прикусывает длинную шелковую перчатку, делает паузу, краем глаза игриво-вопросительно смотрит на зрителей. Они издают одобрительные возгласы. Разгоряченная Джулия медленно снимает перчатки, словно лаская зрителей огромными ресницами. В ответ – улыбки и крики «браво». Она обводит глазами зал и цепенеет. Среди зрителей – Антуан, он пожирает ее взглядом. «Продолжай! Продолжай!» – уговаривает она себя. Пристально смотрит на него, пока рука медленно спускается по животу. Она поворачивается спиной, извивается, кладет ладони на почти обнаженные ягодицы и замирает на последних нотах.

Зал в трансе. За кулисами раздается восхищенный рев. Джулия с победным видом приветствует зрителей и исчезает за занавесом. К ней подбегает Феликс с горящими от восторга глазами.

Список пластинок, подаренных Жаном Колоретти с августа по октябрь 1944 года

Первое свидание (Даниэль Дарьё).

Свидание под дождем (Жан Саблон).

Рядом с тобой, моя любовь (Шарль Трене).

В моей маленькой бухте (Алибер).

Вы – часть меня (Жозефина Бейкер).

На свете я люблю лишь вас (Даниэль Дарьё).

Жизнь под южным солнцем (Андрекс).

Мой милый в день святого Иоанна (Люсьена Делиль).

Если ты любишь меня так же (Жанна Обер).

Милая ножка в милом чулочке (Андрекс).

Любовь, похожая на нашу (Жан Люмьер).

Доброй ночи, любовь моя (Аннет Лажон).

36

– До встречи, Лулу! Заходи, когда пожелаешь, – покоренный ее чарами вышибала распахивает дверь.

Джулия слегка пьяна от аплодисментов и шампанского. Только что она стояла на сцене и под крики «браво!» благодарила зрителей рука об руку с Феликсом.

– Я поеду с Кики, – говорит Феликс, запахивая пальто. – Она живет рядом со мной. Браво, Лулу, ты произвела фурор. Жанина гордилась бы тобой.

Феликс обнимает Джулию. Мистраль играет ее светлыми локонами. Артисты не успели снять грим, в маленьком переулке их компания выглядит диковато. Хлопают дверцы, машины одна за другой исчезают в ночи, пока Джулия, поеживаясь от холода, усаживается в старенький «Пежо». Ее мысли далеко, она снова и снова прокручивает в голове свой номер. Джулия не успела завести машину, как вдруг кто-то постучал в стекло. Она вздрогнула.

– Можно?

Антуан! Антуан, с трехдневной щетиной и карими глазами. От неожиданности Джулия потеряла дар речи. Она искала его после выступления и не нашла.

– Подбросишь меня?

Она кивком приглашает его в машину. Оба молчат.

– Не ожидал тебя здесь увидеть. – Он смотрит на нее искоса.

– А я – тебя, – весело отвечает она.

Когда она моргает, искусственные ресницы щекочут веки.

– Я иногда там готовлю в ресторане… – говорит он словно в оправдание.

Снова молчат. Он делает вдох и выпрямляется на сиденье, как бы придавая себе уверенности.

Машина выезжает из деревни, за окнами тянутся темные силуэты деревьев. Джулия впервые ощущает его смущение, от этого ей становится легче. И спокойнее. Она украдкой смотрит на него. Он выглядит уязвимым, более человечным. Трогательным.

– А у тебя какой псевдоним? – шутливо спрашивает она.

– Тонио де ла Вега, – отвечает он, повеселев. – Стриптизерша с перьями – это я.

Она хохочет, представив его голым на сцене.

– Но тебе комбинация идет больше! Ты была очень… в общем, очень красивой.

Джулия под гримом краснеет.

– Мне нравится это место, – продолжает он. – Мы с друзьями-музыкантами иногда пропускаем там по стаканчику.

– На чем ты играешь? – спрашивает она с облегчением, довольная, что он сменил тему.

– Только на кухонной плите… Отец у меня был музыкант. Он пел и бренчал на гитаре, пока я читал «Великолепную пятерку»[46]. Под эту музыку, можно сказать, прошло мое детство.

– А мне больше нравилась «Фантометта»[47].

– Девчонка на самокате, которая по ночам борется за справедливость! Честно говоря, я не удивлен…

Улыбаясь, он уворачивается от локтя Джулии.

– Да, и к тому же феминистка! Я мечтала выучить языки, овладеть боевыми искусствами, ходить на лыжах, на каяке и расстраивать коварные шпионские планы… Признаюсь, что мне нравились ее придурковатые подружки, худышка Фисель и…

– Толстушка Булот?

Джулия с удивлением смотрит на него.

– Я читал все, что попадалось под руку… – оправдывается он.

– И Рысий Глаз, помнишь? – воодушевляется Джулия. – Журналист, который был в курсе, кто она на самом деле. Ты знал, что у них с Фантометтой одинаковая фамилия, и автор так и не объяснил почему? Как будто их связывала какая-то тайна из прошлого…

Антуан улыбается. От этой улыбки у нее на мгновение перехватывает дыхание.

– Сейчас направо, белые ворота.

Джулия узнает длинную аллею, во рту появляется горький привкус.

– Ты здесь вырос? – спрашивает она чересчур сухо.

– Нет, в Марселе.

– А дом?

– Дедушкин.