сдохнет в полной безвестности… — деловым тоном вещал диктор из расположенного где-то далеко радио. — Мы будем следить за развитием событий.

— Дура! Дура! Дура! Уродина! — булькала чаша Генуя в углу, хихикая своими зловонными внутренностями.

— Паш-ш-шку будеш-шь ублаш-ша-а-ать… — с присвистом шипело существо, ползавшее под койкой, цепляясь за холодный пол металлическими когтями. — Ш-ш-шенаа-а-а… Будуш-ш-шая ш-шена-а-а…

Голоса становились всё громче. Из углов камеры, из каждой трещинки и неровности, способной рождать тень, поднялись призраки. Фигуры, как сразу же догадалась Катя, некогда бывшие человеческими, но утратившие всякое сходство с людьми. И они тянули к ней корявые пальцы, жадно сгибая и разгибая их, шипя и хрипя бессмысленно раззявленными ртами с порванными связками и сломанными челюстями.

Щелчок открываемого замка прозвучал посреди этой вакханалии звонко, как выстрел. И всё вернулось на круги своя. Не произошло никакого перехода, как это обычно бывает в кино. Катя просто открыла глаза, чувствуя, что у неё перехватило дыхание от ужаса, и увидела вокруг себя ту же комнату, в которой она начала своё путешествие по неизведанным сторонам мира.

— О, пожрала…

Спокойный голос старшего из похитителей разнёсся по камере и что-то потекло в миску, звонко ударяясь о её дно и расплёскиваясь. Катя, судорожно перебирая руками и ногами, отпрянула к дальней от входа стене.

Мужчина словно не обратил на это движение внимания. Вылив содержимое кастрюли, он не глядя сунул её в руки своему сыну и сделал два шага в центр комнаты. Крякнув и поморщившись от вони, закурил папиросу уже привычным Кате движением, с ленивой грацией чиркнув спичкой по коробку.

— Ну что, решилась? — спросил он, и девушке показалось, что его слова заклубились по комнате вместе с едким дымом. — У тебя сутки остались.

Катя молчала, парализованная ужасом только что пережитого кошмара. Но мужчина об этом, конечно, не знал.

— Ясно…

Андрей Семёнович стряхнул с рукава грязной тенниски невидимую пылинку и по-хозяйски уселся на край койки. Повисла тягостная тишина. Девушку мучало ужасное чувство дежавю. Оба её мучителя выглядели и вели себя точно так же, как и несколько часов назад, во время их первой встречи. Младший стоял возле двери и дёргал свой член через штаны, неотрывно глядя на неё. Старший болтал дружелюбно и немного развязно. Это так походило на кошмарный сон, что девушка едва не рассмеялась. Сигарета мужчины меж тем дотлела почти до его пальцев. Жадно сделав последнюю крохотную затяжку, он метким щелчком отправил окурок в унитаз и вдруг, без всякого предупреждения, выхватил из-за спины нож. Массивное короткое лезвие блеснуло в свете тусклой лампочки, будто усмехнулось.

«Привет, Катя!» — говорило это лезвие. — «Похоже, пришло время познакомиться поближе!»

Повинуясь коротким, но ловким пальцам похитителя, нож затрепетал, как чувствующий близкую добычу хищник. Кате даже показалось, что это не руки маньяка управляют клинком, а наоборот — остро отточенный кусок стали через рукоять передаёт тёмные импульсы человеку, который превратился в безвольную куклу.

— Ого… — выдохнул мужчина. — Да ты обоссалась!

Тёплое мокрое пятно расплывалось по старым штанам девушки, и ткань прилипала к коже. От обиды и унижения пленница снова расплакалась. От обезвоживания её слёзы, которых, как ей казалось, уже и не оставалось вовсе, стали густыми и горячими. Воспалённые глаза, покрытые мелкой сетью лопнувших капилляров, нещадно щипало, и всё вокруг расплылось, будто она смотрела на тесную комнатку, двух мужчин и нож через мутное стекло.

— Пашка! — Андрей Семёнович расхохотался. — Да вы с ней друг другу подходите! Что ты ссышься до сих пор, что она!

Умственно отсталый тоже засмеялся, тоненько и неуверенно, просто ради того, чтобы избежать увесистого подзатыльника. А мужчина всё продолжал и продолжал хохотать. Он запрокидывал голову назад, широко разевал рот и трясся всем телом, будто смех был чем-то чужеродным, от чего его организм стремился избавиться. Когда воздух в лёгких заканчивался, он принимался по-бабьи хихикать, стуча себя по коленям и вытирая слезящиеся глаза.

— О-о-ох… — выдохнул он, наконец. — Ну, насмешили… детишки.

И… подмигнул Кате. Как, должно быть, действительно мог бы подмигивать взрослый мужчина подружке своего сына, неожиданно удачно пошутившей. Девушка почувствовала, что у неё мороз прошёл по коже. Не потому, что в этом жесте крылось что-то пугающее, не от его естественности и непринуждённости. Её напугало то, что она внезапно почувствовала, что такое подмигивание даже понравилось бы ей, если бы она видела его не над тускло блестевшим лезвием ножа.

В камере снова повисла тишина. Старший из похитителей сидел, уставившись в пустоту перед собой. Рука с ножом немного опустилась, но его хищный кончик по-прежнему был нацелен на пленницу. Пашка, продолжавший стоять у двери, с неудовольствием ощутил, что у него пропала эрекция, моментально появлявшаяся при виде Кати, и обиженно сопел. А девушка, снова начавшая утрачивать связь с реальностью, молча сидела, сжавшись в комочек и в страхе переводила взгляд с одного своего мучителя на другого. Её сознание и тело связывала тоненькая ниточка инстинкта самосохранения. Ей казалось, что ещё немного — и она снова выйдет за пределы своей физической оболочки. Тогда, наверное, она сможет разглядеть куда больше в этой камере и своих мучителях… Но с другой стороны, повторять этот трюк при них она боялась. В голове билась бредовая мысль, что Андрей Семёнович сможет заметить её сознание, отделённое от тела, и проткнуть его ножом, как воздушный шарик. И тогда оставшаяся в одиночестве пустая оболочка станет для них идеальной сексуальной игрушкой. Она подтвердит все их слова. Согласиться с любыми условиями. Она, в конце концов, родит им ребёнка. Мальчика, из которого они воспитают ещё одно животное, уверенное в том, что похищение и угроза — не худший вариант добиться девушки. Или девочку, которую они скорее всего…

— Раздевайся…

Голос Андрея Семёновича прозвучал сухо и хрипло, как шелест опавших листьев по железной крыше деревенского дома. Облако мыслей и фантазий, медленно раздувавшееся в голове Кати, мгновенно лопнуло, оставив после себя гулкую тёплую пустоту, наполненную блаженным непониманием. А потом она залепетала, тихо и беспомощно:

— Нет, послушайте, это же… Ну…

Мужчина, не меняя позы, повернул к ней голову.

— Невозможно? Угадал?

Его голос казался лишённым интонаций, и девушка даже не сразу поняла, что он озвучивал вопросы. Мужчина дышал редко, но глубоко и шумно, со свистом выдыхая воздух из широко раздувавшихся ноздрей. Глаза маньяка потеряли цвет, а зрачки сузились, как у наркомана. Да он и являлся наркоманом. От пассивного издевательства над девушкой мучитель перешёл к активным — и получал дозу любимого вещества. Ощущение тотальной, безграничной власти над пленницей пьянило, заставляло сердце мужчины стучать тяжело и медленно, но