городе. В Липецке, а то и в Москве! Тогда-то уж у него будет всё: и большой телевизор, и квартира с золочёными стульями, и телефон без кнопок. И, разумеется, быстрая гоночная машина, чтобы кататься на ней по ночам… От сладких фантазий у умственно отсталого слегка щекотало в носу, словно он готовился вот-вот чихнуть, и покрывались липким потом ладони.

Но в эту ночь любимая игра быстро ему надоела. Из головы никак не шёл образ запертой в подвале девушки. Беспомощная и униженная, она жалась в самый угол камеры, пытаясь прикрыть наготу руками. Слёзы медленно скользили по грязным щекам, маслянисто поблёскивая в свете тусклой лампочки. Волна возбуждения накатила на парня, и он торопливо ухватился за свои причиндалы, но пенис быстро обмяк прямо у него в ладони. Волнение от увиденного прошло быстро, как будто прохладный ночной ветерок, горько пахнувший полынью, проник сквозь щели в стене сортира и сдул его. Зато на место этой волны тут же нахлынула новая: горечи, смутной тоски и подспудного страха. Пашкина спина покрылась мурашками, и он торопливо вскочил, одним движением натянув штаны.

Катя не была первой пленницей, которую Андрей Семёнович раздел при сыне. Что уж там, Пашка видел и вещи куда более жуткие, в некоторых даже сам принимал участие. Он отлично помнил, как держал руки худощавого подростка задранными вверх, прижав их к полу объёмистым пузом, пока его отец вырезал на груди и животе жертвы матерные слова. Но даже в тот раз его не посетила ни одна дурная мысль. Сегодня же Пашкино сердце едва не разрывалось от мысли о том, что они совершили. Путаясь в расстёгнутых штанах, прижимая к груди кастрюлю и тихонько подвывая, умственно отсталый мчался через двор к дому.

«Главное, чтобы папка меня не видел!» — мелькнула в его голове трусливая мысль, когда он как мог тихо скользнул в приоткрытую дверь. К его облегчению, Андрей Семёнович сидел в дальней комнате, склонившись над печью, и даже не повернулся на скрип половиц.

44.

Валентин Георгиевич считал себя человеком крепким во всех отношениях. Жизнь провинциального участкового, конечно, далека от того, что показывают в популярных сериалах про полицейских и бандитов, которых зачастую сложно отличить друг от друга. Но и ему в своё время довелось, как он любил выражаться, когда рядом не оказывалось посторонних, понюхать и дерьма, и пороха. Причём порой он затруднялся понять, каких именно ароматов ему пришлось вдыхать больше. Однако последнее происшествие всё же вывело его из равновесия.

Расстегнув форменную рубашку, участковый сидел во дворе дома и смотрел на звёзды, наслаждаясь ощущением прохлады и спокойствия. Ночной, спящий Грачёвск нравился ему куда больше, чем дневной. Он погружался в умиротворённую негу, его улицы освобождались визгливых воплей старух, невнятного бормотания музыки из магнитол и установленных на подоконниках домов магнитофонов, лая собак и сытого урчания двигателей машин, спешащих кто куда.

По ночам улочки города, кривые переулки, стиснутые трухлявыми заборами и засыпанные щебёнкой из ближайшего карьера, замолкали. Словно через замершие поля до людского муравейника долетала тишина Казачьего леса.

Неожиданно участковому вспомнился встревоженный шёпот старика:

«Нет девчонки в лесу уже! Говорил я тебе, в лесу случилось что-то, и вот! По домам надо ходить, Вальгеоргич, по домам! Вот с этого хоть и начните!»

Под «этим» он имел в виду, само собой, дом Андрея Семёновича, мужика скрытного и замкнутого, но ухватистого и по-крестьянски хитрого. И чрезвычайно подозрительного, что уж скрывать. Возможно, сам Андрей Семёнович об этом не задумывался, но слишком уж многое можно читалось по поведению его сына. Вспомнить хотя бы ту выходку на пляже, когда вуаеризм, в общем, довольно безобидный, едва не перерос в изнасилование.

И всё же, оснований подозревать именно этого человека у участкового не находилось. Да что там, у него оснований подозревать вообще хоть кого-то не находилось! Но почему же так настойчиво в его голову лезут мысли о том, что слухи о пропадавших время от времени попрошайках и бродягах могут оказаться вовсе не пустым трёпом? Не находили ведь ни останков, ни одежды. Да и заявлений не поступало…

Валентин Георгиевич поморщился. Про заявления вернее было бы сказать, что их не принимали, потому что заявлять приходили в основном бомжи и алкоголики, и из участка их попросту выгоняли, не опасаясь никаких последствий. Которых и не наступало — жаловаться на полицейских бродяги либо боялись, либо попросту ленились.

Формально, в таблицах со статистикой и тщательно вылизанных отчётах для высокого начальства, всё шло хорошо. На деле же вокруг маленького городка уже много лет пропадали люди. И, к своему стыду, только сейчас, когда место очередного забулдыги заняла девочка-подросток из приличной семьи, Валентин Георгиевич испытал смутное чувство того, что безнадёжно опоздал. И жгучее, близкое к панике беспокойство.

45.

Огонь рассерженно шипел в металлической бочке, лично Андреем Семёновичем переделанной под печь. Это пламя привыкло поглощать самые разные вещи, помогая своему владельцу уничтожать следы ужаснейших преступлений, но в этот раз взялось за свою работу неохотно. Футболка девчонки сгорела легко, а вот на джинсах и кедах возникла заминка: предметы одежды принялись испускать едкий чёрный дым, никак не желая заниматься. Кончилось всё тем, что Андрей Семёнович плеснул в открытую дверцу печи немного бензина, предварительно перелив его в гранёный стакан из мятой алюминиевой канистры. Это помогло. Язык пламени вырвался из печки, целясь мужчине в лицо, но спустя мгновение бессильно опал.

Теперь, когда вся верхняя одежда сгорела, в руках у Андрея Семёновича остался последний кусочек ткани. Тёмно-синие трусики, казавшиеся в его ладонях совсем крохотными. Сперва ему в голову пришла идея подарить их Пашке, но от этой мысли он отказался. С того станется повсюду таскать их с собой и рано или поздно выронить или достать при посторонних. Даже если нижнее бельё не свяжут с пропавшей, вопросов всё равно возникнет масса. И скорее всего, банальным «нашёл на дороге» отделаться уже не получится.

Андрей Семёнович, годами пытавший и расчленявший людей в своём подвале, но никогда не забывавший об осторожности, достиг пика своего сумасшествия, когда решил похитить девчонку, жившую практически буквально на соседней улочке. Мало того, что похитить — так ещё и воспитать из неё рабыню для своего неполноценного сына. Всего за три дня. После чего показать её общественности, прикрывшись нелепой байкой о том, что они вдвоём смогли то, чего не смогла команда поисковиков. Большущая, судя по всему, команда.

Сейчас же пик миновал, и на место ощущению вседозволенности пришёл животный страх. И страх этот пока ещё